Наибольшим влиянием на Д. Ллойд Джорджа на тот момент обладали вышеназванные представители силовых структур. Милнер еще до прихода большевиков к власти неоднократно обращался к премьер-министру с предложениями активизировать участие в русских делах⁴, чтобы избежать политических осложнений в будущем, и свержение Временного правительства во многом подтвердило его прогнозы. Что касается генерала Макдоноу, то на протяжении 1917 г. в качестве советника он часто сопровождал Ллойд Джорджа на различных политических мероприятиях, куда не приглашались сотрудники британского МИД. По мнению премьера, «обсуждение [важных тем] людьми, не уполномоченными говорить от лица своих стран», было пустой тратой времени, поэтому консультации с разведчиками, обеспечивавшими лидеров воюющих стран оперативной информацией для принятия решений, казались ему важнее ознакомления с мнением дипломатов⁵.

В результате изучения поступавших из России разведсводок, британским руководством было принято решение о начале военной интервенции в РСФСР. Ее теоретической основой служила концепция «малых войн», предложенная полковником Ч. Колвеллом еще в 1896 г. и заключавшаяся в преимущественном использовали разведывательно-диверсионных органов и партизанских отрядов для ведения войны на территории «нецивилизованных» стран, отличавшихся слабой инфраструктурой театра военных действий⁶. Этот подход позволял вести боевые действия малыми силами за счет эффективного использовния спецслужб, как конкурентного преимущества Британии перед непрофессиональным противником. Фактически английская военная разведка, сформированная незадолго до начала Первой мировой войны, в условиях эскалации конфликта Антанты с Советской Россией в 1918 г. получила возможность доказать состоятельность разработанных ее сотрудниками неортодоксальных методов достижения победы.

Сложно сказать, разделял ли Черчилль идеи Колвелла, однако ряд современных исследователей сходятся во мнении, что спецслужбы являлись для него одним из важнейших инструментов достижения победы над большевизмом¹⁸. Собственно, это мнение разделяли и другие представители политического руководства империи. Однако в январе 1919 г. первый лорд адмиралтейства У.Х. Лонг обратил внимание членов кабинета на то, что распространение социалистических идей представляло опасность для внутреннего положения Британии, но арсенал средств военной разведки и контрразведки в плане противодействия политическим акциям большевиков и их союзников был недостаточен¹⁹. В этой связи У.Х. Лонг предлагал учредить новую разведывательную структуру, способную действовать не только по военной, но и по гражданской линии.

Именно с работой германских спецслужб связывалось распространение социалистической литературы в Швейцарии и Испании. Например, в начале января 1919 г. полицией в одной из деревень недалеко от Берна был обнаружен склад таких материалов на английском, французском и итальянском языках. Хотя эти памфлеты вполне могли принадлежать местной Коммунистической партии, чья политическая программа имела много сходств с РКП(б), в меморандуме авторами назывались немецкие дипломаты в Берне Г.Ф. фон Ромберг²³, знакомый с В.И. Лениным, и майор Б. фон Бисмарк, имевший связи с военной разведкой²⁴.

Вообще в начале XX в. стремление показать действия противников Британии как результат германских интриг являлось частью традиционной политической риторики – немецким влиянием объясняли и вступление в войну Турции в 1914 г., и приход к власти большевиков в России, и начало англо-афганской войны в 1919 г., и восстание в иранском Тебризе в 1920 г.²⁵ Тем не менее представить военную интервенцию в РСФСР как антигерманскую уже не было никаких возможностей – к ноябрю 1918 г. в сводках британской разведки прямо указывалось: «Нет ни слова правды в донесениях… что русскими частями командуют переодетые в русскую форму немецкие офицеры»²⁶.

Так, опасения вызывало создание в начале марте 1919 г. Коммунистического Интернационала, как специального органа, координирующего борьбу революционных сил с капитализмом в разных странах. Кроме того, британских политиков – например, бывшего вице-короля Индии Дж. Керзона – беспокоили сведения разведки об установлении контактов между большевиками и представителями индийского национального движения²⁷. С января 1919 г. в Генштаб поступали сигналы, что советское правительство в скором времени «может отправить войска к афганской границе, чтобы попытаться разжечь афгано-индийский конфликт», а население Афганистана уже «готово присоединиться к большевикам» для освобождения Азии от «британского ига»²⁸. Исходя из этого Дж. Керзон стал высказываться в том смысле, что большевизм является лишь «прикрытием русского империализма», который стремился укрепиться в Азии еще на рубеже XIX–XX вв. Тогда он придерживался мнения, что «ни русские политики, ни русские генералы не настолько глупы, чтобы мечтать о завоевании Индии»²⁹, однако ослабление Британской Империи в ходе мировой войны и стремление колониальных владений к независимости могли дать России определенные преимущества.

Главенствующая роль отводилась Соединенным Штатам Америки, которые должны были забрать у Британской Империи лидерство в антибольшевистском лагере. Американцам было прямо заявлено еще в начале декабря 1918 г., что после четырехлетней войны Британия не имеет возможностей наращивать свое военное присутствие в России, поэтому «дальнейшие действия в основном будут зависеть от договоренности между союзными правительствами, имеющими в своем распоряжении большие силы»³⁰. Однако Президента В. Вильсона события в Советской Республике интересовали слабо. Когда в конце 1918 г. американский дипломат Р.У. Имбри, находившийся в Петрограде на нелегальном положении, включил в один из своих отчетов сведения о положении дел в Мурманске и Архангельске, то получил из Вашингтона указание сосредоточиться на наблюдении за перемещениями немецких вооруженных сил³¹. Значительная часть американских дипломатов разделяла мнение, что в европейских странах условия не благоприятствовали «революции русского типа» (т.е. социалистической), и изменить этого «не сможет никакая пропаганда»³². В. Вильсон придерживался похожих взглядов и считал, что именно отправка войск в РСФСР в 1918 г. подтолкнула многих русских патриотов к поддержке В.И. Ленина, и снова допустить такую ошибку неприемлемо. Таким образом, на военную поддержку интервенции со стороны США рассчитывать было сложно.

Неоднозначной была и позиция Франции. В декабре 1918 г. министр иностранных дел С. Пишон заявлял о готовности правительства «содействовать созданию украинской армии» для борьбы с советской властью, поскольку продолжавшаяся в России гражданская война угрожала стабильности Европы, и «деспотизм» большевиков «хуже немецкого милитаризма»³³. Соглашаясь с необходимостью ограничить распространение революционных настроений из РСФСР в Европу, французское правительство и генеральный штаб в равной степени прибегали к услугам и белого движения, и лимитрофных государств, поддерживая обе группы, несмотря на противоречия между ними. Однако к началу 1919 г. это курс стал встречать все большее сопротивление не только со стороны палаты депутатов, но и некоторых военных. Так, полковник Л. Ламуш в январе 1919 г. в своих донесениях отстаивал мысль, что социалистическая пропаганда в европейских странах не имеет шансов на успех – например, в Болгарии «не может быть места большевизму», поскольку «бóльшая часть населения состоит их крестьян, владеющих землей, которую они обрабатывают»³⁴. В середине марта маршал Ф. Фош на заседании Высшего Военного совета Антанты заявил, что «наиболее прочный барьер большевизму» обеспечат действия со стороны Польши и Румынии³⁵, а вовсе не войска А.В. Колчака, Е.К. Миллера или А.И. Деникина.

Неожиданно высокую активность в вопросах координации противодействия большевизму проявила Дания. Сотрудники местной Центральной разведывательной службы этой страны регулярно снабжали свое правительства сведениями о подготовке революции в Нидерландах и призывали «готовиться к худшему». По их данным, в Аахене на границе с Бельгией находились тысячи немецких социалистов, готовых в любой момент поднять революционные восстания в соседних странах³⁷. В итоге сторонником «немедленной интервенции» в РСФСР стал бывший посланник в России Х. Скавениус. Подготовленный им доклад о ходе и перспективах Гражданской войны был заслушан представителями Британии, США, Франции, Италии и Японии 21 января 1919 г. Датский дипломат не скрывал, что в распоряжении белых было недостаточно сил для самостоятельной борьбы с Красной Армией. Он полагал, что «нет никакого смысла в интервенции малыми силами» и предлагал Антанте набрать среди своих граждан около 100–150 тысяч добровольцев, готовых присоединиться к Чехословацкому корпусу и войскам интервентов в России³⁸. Иными словами, активизация социалистической пропаганды в Европе, конечно, вызывала вполне очевидное беспокойство датских политиков, стремившихся к стабилизации внутриполитического и экономического положения страны после мировой войны. Однако в решении этих проблем они надеялись на армии «великих держав», а не на собственные ресурсы.

Весьма любопытно, что едва ли не наибольший интерес к участию в антисоветской борьбе в конце 1918 – начале 1919 г. проявила Германия. В ее политической элите циркулировали идеи, имевшие мало общего с тем, что доносили британские спецслужбы – распространение большевизма считалось общей для стран Европы опасностью, и о союзе с РСФСР речи не шло. Уже в декабре 1918 г., стараясь развеять различные слухи, немецкий геополитик Ф. Науман в ряде публикаций доказывал, что «наша революция не похожа на большевистский переворот в России», и что «немецкий либерализм должен всеми силами противостоять большевизму»³⁹. Вообще в немецкой прессе постоянно звучали антисоветские лозунги. Публицисты писали, что «спасение мира от большевизма» станет «величайшим подвигом в истории», который совершит Германия; что «необходимо избегать любых контактов с большевиками»; социализм назывался «безумной русской идеологией», которая принесет немцам лишь «голод и бедствия»⁴⁰.