С началом июльского кризиса 1914 г. принц-регент Сербии Александр Карагеоргиевич направил российскому императору Николаю II телеграмму: «Мы не можем защищаться. Посему молим Ваше Величество оказать нам помощь возможно скорее. Ваше Величество дало нам столько доказательств своего драгоценного благоволения, и мы твердо надеемся, что этот призыв найдет отклик в его славянском и благородном сердце. Я являюсь выразителем чувств сербского народа, который в эти трудные времена молит Ваше Величество принять участие в судьбах Сербии»¹. В ответ российское правительство приняло решение об оказании незамедлительной военной помощи союзнику. 28 июля 1914 г. поверенный в делах России в Белграде В. Н. Штрандтман поспешил передать премьер- министру Сербии Н. Пашичу сообщение, что от министра иностранных дел России «Сазонова поступило указание оповестить его о благоприятном решении вопроса о выделении винтовок и боеприпасов Сербии. Он в ответ попросил меня смиреннейшим образом выразить глубочайшую признательность сербского правительства императору Николаю II за оказанную милость. В телеграмме министру я мог добавить, что за прием поставки назначен ответственным сербский военный атташе в Петрограде полковник Лонткиевич»².

После начала военных действий для доставки в Сербию военных материалов была учреждена Экспедиция особого назначения во главе с капитаном первого ранга М. М. Веселкиным. Грузы доставлялись кораблями Дунайского пароходства, а доставку и оплату сербских военных заказов осуществляло его представительство в Одессе. Они прибывали по железной дороге в русский порт Рени в нижнем течении Дуная, откуда баржами доставлялись в сербский город Прахово, где перегружались в поезда, разъезжавшиеся по всей Сербии. Два первых конвоя Экспедиции особого назначения прибыли в Сербию 21 октября и 24 ноября 1914 г. Значение этих грузов для воюющей Сербии было велико. Из самого необходимого было доставлено 32 814 винтовочных боекомплектов и большое количество боеприпасов для артиллерии: 24 тыс. снарядов калибра 75-мм, 4 тыс. — 80-мм, 6 тыс. — 120-мм, 1 тыс. — 152-мм³. До конца января 1915 г. в Ре- ни было доставлено еще 10 тыс. дефицитных 75-мм снарядов, а караванами предполагалось перевезти еще 20 тыс.⁴ При этом в русской армии остро ощущался «снарядный голод».

Во многом благодаря вовремя полученной русской помощи, в том числе снарядами, в октябре-ноябре 1914 г. сербским войскам не только удалось сдержать австрийское наступление, но и подготовить мощный ответный удар. В ходе 12-дневных боев на р. Колубаре и р. Дрине они разгромили австро-венгерские войска. 15 декабря 1914 г. был освобожден Белград. Было захвачено более 50 тыс. пленных, 126 орудий, 70 пулеметов и немало других трофеев. Отметим также, что в обороне Сербии от австро-венгерских войск в 1914—1915 гг. участвовали также российские артиллеристы, военные инженеры и минеры⁵.

Этот аспект русско-сербского военного сотрудничества в годы Первой мировой войны получил освещение в российской и сербской историографии⁶. Гораздо меньше исследователям известен другой сюжет, связанный с использованием сербских речных портов на Дунае в российских военных интересах, а именно перевозку из стран Антанты необходимого русской армии современного оборудования, которое либо не производилось российской промышленностью вовсе, либо выпускалось в недостаточном количестве. К ним относились автомобильные и авиационные двигатели, аэропланы, автозапчасти и сами автомобили, прожекторы, бинокли, военная оптика, радиотелеграфное оборудование⁷.

Полное вытеснение австро-венгерских войск с сербской территории и установление в декабре 1914 г. относительного затишья на фронте позволили реализовать этот замысел: удобный дунайский путь при господстве флота Антанты в Средиземноморье мог сравниться с уровнем военных поставок, осуществляемых в Россию через порты Архангельск и Мурманск. В декабре 1914 г. русский военный агент во Франции А. А. Игнатьев через посла России в Париже А. П. Извольского сообщал в МИД и Генеральный штаб, что «имеется необходимость организовать на широких началах безопасную перевозку грузов из Англии и Франции в Россию». Географические выгоды организации дунайского транзита были очевидны; идея нашла благоприятный отклик в Ставке. С началом военных действий важность Салоник как зоны свободной торговли приобрела стратегическое значение. Российская дипломатия старалась всеми способами пресечь провоз через Салоники грузов, предназначенных для Турции и следовавших в Дедеагач⁸. Российский посланник в Афинах Е. П. Демидов отмечал в одном из донесений в МИД, что «желательно обратить главное внимание на строгий осмотр судов, идущих в этот порт, действуя либо в согласии с болгарским правительством, либо путем простого захвата грузов, имеющих какое-либо военное назначение. Наш крейсер «Аскольд» мог бы принести пользу этому делу»⁹.

Российские правящие круги сумели найти по этому вопросу общий язык с греческими властями. В начале февраля 1915 г. был издан королевский декрет, запрещавший вывоз и транзит всех предметов военной контрабанды, а «греческим таможенным властям было предписано сообразовываться по сему поводу со списками военной контрабанды, опубликованными воюющими сторонами». Немедленным следствием этого декрета стало задержание 4 тыс. ящиков с керосином для Дедеагача уже в Салониках. Е. П. Демидов имел полное право резюмировать итоги этих переговоров: «Лучшего исхода едва ли можно ожидать. Вывоз наших грузов остается, разумеется, обеспеченным греко-сербским соглашением»¹⁰. Этот договор и стал основой для организации контрабанды российских военных грузов. Греческий премьер Э. Венизелос обещал от имени своего правительства оказывать этим перевозкам всяческое содействие.

В качестве маршрута была предложена их доставка на французских пароходах в официально нейтральный греческий порт Салоники, оттуда по железной дороге до сербской станции Парачин, затем по узкоколейке до Заечара, а оттуда уже по нормальной железной дороге до дунайского порта Прахово, откуда грузы должны были доставляться в Рени¹¹. Для осуществления этих замыслов в Салониках была создана временная структура — «Особая организация по провозу военных грузов через Балканский полуостров». Во внутренних отчетах она неофициально называлась «военная контрабанда». Во главе нее был поставлен бывший генеральный консул в Константинополе действительный статский советник А. Ф. Шебунин, прибывший в Салоники в феврале 1915 г. Он курировал разгрузку вагонов в Салониках до погрузки грузов в Прахово, где они переходили в ведение Экспедиции особого назначения. Помощниками Шебунина стали бывший секретарь того же консульства Н. И. Дубягский и командированный в Ниш подполковник Л. М. Новиков, бывший до этого комендантом железнодорожного участка станции Воронеж. При Шебунине находились четыре грека — бывшие служащие генерального консульства в Константинополе Д. Ф. Папавасилиу и А. И. Пумпурас, которые помогали ему в Салониках, а также В. Н. Хаджи-Василиу и И. П. Василиади, которые отправились в Сербию¹². Приемку грузов в Рени осуществляла специальная комиссия под руководством полковника Э. Б. Кригер- Войновского, замененного летом 1915 г. капитаном Лашковым. За дело они взялись энергично и с большой долей конфиденциальности. Шебунин в секретном циркулярном письме от 12 марта 1915 г. на имя российских военных агентов в Лондоне, Париже и Риме подчеркивал: «Салоники — греческий порт, в котором строго применяются правила о военной контрабанде. Но, с Сербией у Греции есть вполне определенное соглашение, в силу коего все решительно грузы для Сербии и невоенные и военные пропускаются беспрепятственно. Только таким путем можем мы пользоваться, т.е. провозить через Салоники сербские грузы. И так как сербское правительство в свою очередь нам положительно разрешило называть сербскими и присылать сюда на имя Сербии все казенные наши грузы, то отсюда вытекает необходимость строжайше соблюдать правило адресования наших грузов в Сербию во всех решительно случаях, то есть когда они посылаются сюда товаром по консаменту, или везутся особым при них лицом, или даже следуют как багаж при ком бы то ни было»¹³.

Для того, чтобы «легализовать» в глазах греческих властей поставляемые грузы, в Салониках их поставка осуществлялась на имя Общества «Сербская Задруга», которое, как отмечал Шебунин, было создано сербами для доставки грузов для собственных их нужд «еще до нашего появления»¹⁴. Во главе общества был Н. Джорджевич, ставший деятельным помощником российского спецпредставителя¹⁵. В свою очередь, Шебунин установил по этому поводу соответствующее соглашение с сербским премьером Н. Пашичем, который, как и «министры путей сообщения и военный, идут с полной готовностью на всевозможные облегчения нашего дела»¹⁶. На каждый пароход отправлялись соответствующие агенты, которые производили все формальности и на «берег груз уже попадает как казенный, сербский»¹⁷.

При маркировке грузов также соблюдались меры строгой секретности. Требование это, однако, соблюдалось далеко не всегда, а греческие власти просто закрывали глаза на разгрузку с французских пароходов грузов, не предпринимая никаких мер в отношении запрета их провоза. «Особенности характера греческого народа делают совершенно невозможным предположить соблюдение местными телеграфистами профессиональной тайны», — отмечал Шебунин¹⁸. Да и российские военные агенты далеко не всегда утруждали себя соблюдением мер секретности. Шебунин в конфиденциальном письме от 3 августа 1915 г. с негодованием писал посланнику М. Н. Гирсу в Рим, что в документах на военный груз прибывшего из Италии парохода «Минотавр», «везде указана моя фамилия и что я состою при генер. консульстве и что груз этот принадлежит русскому правительству». В этом смысле он еще раз настоятельно требовал от военных агентов и дипломатов, чтобы «подробные сведения о настоящем наименовании грузов они должны посылать мне в запечатанном конверте с наружным адресом нашего ген. консульства и что в пароходных бумагах предпочтительно называть грузы глухо, без подробностей, напр. машины, машинные части, химические продукты и т. под., что ни малейших указаний на какое-либо отношение груза к России не должно быть на пароходных и иных открытых бумагах, где напротив, должна быть указана только Сербская Задруга, и, в случае, если это нужно, это груз сербского правительства»¹⁹.

Причинами конфиденциальности была обусловлена и немедленная по прибытии в Салоники, перегрузка ящиков в вагоны. В конфиденциальном письме А. А. Игнатьеву, ответственному за погрузку пароходов во французских портах, Шебунин подчеркивал, что «в порту, где разгружается наш пароход, нельзя оставлять на берегу снятые с парохода грузы. Поэтому нельзя выгрузить менее ценное на берег и достать самое срочное. Поэтому необходимо, чтобы возможность снять с пароходов особо срочные, создавалась способами погрузки всего срочного на доступное сразу место»²⁰. Однако недостаточное количество поездов и вагонов, а также общее слабое функционирование сербских железнодорожных линий стали ахиллесовой пятой секретного транзита, существенно влияя на скорость разгрузки. Шебунин в письме от 2 сентября 1915 г. российскому посланнику в Сербии Г. Н. Трубецкому с негодованием отмечал, что «пароход стоит здесь неделю, вместо 3—4 дней, потому что выгрузка идет вдвое медленнее, чем может идти при наличии вагонов... Такая картина повторяется каждый раз с приходом наших пароходов и я вынужден сказать, что не могу признать такого положения дел нормальным»²¹. Кроме того, приемная способность сербского порта в Прахове, а также пропускная способность железнодорожной ветки из Прахова внутрь Сербии оказались на весьма низком уровне. Справиться до конца с этой проблемой, несмотря на все усилия сербских властей, причем при деятельном участии в ее решении российского посланника и военного агента В. А. Артамонова, так и не удалось. За девять месяцев 1915 г. этот маршрут не удалось вывести на достаточный уровень грузоперевозок, сопоставимый с поставками, осуществляемыми через северные русские порты.

Тем не менее дело быстро налаживалось. Первые четыре вагона с 46 местами отправились в Россию 13 февраля 1915 г., а 12 марта 1915 г., Шебунин, докладывая генерал-квартирмейстеру генерального штаба М. Н. Леонтьеву, отмечал, что «организация перевозки военных грузов через Салоники действует вполне правильно». Всего с середины февраля по март 1915 г. из Салоник удалось перевезти 22 вагона военных материалов для русской армии. Спустя полгода, 5 июля 1915 г., докладывая М. Н. Леонтьеву «об общей схеме налаженной мною организации», Шебунин с удовлетворением отмечал, что «документальная сторона всей операции удовлетворяет вполне всем надобностям дела и никаких изменений не требует». Он констатировал, что «сами перегрузки и таможенные формальности совершаются обществом «Сербская Задруга» при помощи здешнего экспедитора Г. Торреса. Для ближайшего наблюдения за операциями разгрузки с парохода и погрузки в вагоны, как и для помощи в канцелярской работе при мне состоят два бывших служащих моего генерального консульства в Константинополе г. Пумпурас и г. Папавасилиу»²². Не вызывало сложностей и взаимодействие с Экспедицией особого назначения. Шебунин в своих донесениях отмечал, что «со стороны экспедиции Веселкина дело, мне вверенное, встречает всегда без исключения всю возможную с его стороны помощь и полное содействие», особо подчеркивая, что в Прахове «всегда есть наготове одна или две баржи, в которые и поступает пришедший по железной дороге груз»²³. Таким образом, весь путь от Салоник до Рени занимал от 7 до 10 суток. Общий вес перевезенных с февраля по июнь 1915 г. грузов составил 23 896 мест и 2 909 тонн; в Россию было доставлено 195 гидро- и аэропланов. Например, на прибывшем в Салоники в середине августа 1915 г. пароходе «Св. Петр» находились грузы на имя Главного артиллерийского управления и воздухоплавательного отдела, принца Ольденбургского, главного военно-санитарного управления, русского общества автомобилей «Рено» и общества моторов Сальмсона²⁴.

Предполагалось расширение военной контрабанды, которая, судя по всему, должна была действовать на постоянной основе. Планировалось, что в течение осени 1915 г. из Франции и Италии будут прибывать 3—4 парохода в месяц с 1000 т груза на каждом. Сверх этого, как отмечал Шебунин в донесении от 18 августа 1915 г., ожидалось прибытие «700 грузовых автомобилей в два ближайших месяца»²⁵. Поставки касались не только непосредственно казенных военных материалов. В начале февраля 1915 г. в Салоники прибыл комиссионер Малинский. Он поставил вопрос о возможности доставки грузов, адресованных «поставщикам наших Военного и морского ведомств, например, Промету, Русско-балтийскому заводу в Риге, Дуксу²⁶, Ильину в Москве, Щетинину и Лебедеву в Петрограде, и другим». В этом смысле Шебунин предлагал: «1) В виду недостатка вагонов эти грузы всегда идут после казенных. 2) Поставщиками казны я признаю лишь тех, список коих мне пришлет генеральный штаб. 3) Исключение из второго пункта будут допускаться лишь по особым удостоверениям военных агентов»²⁷.

Согласно справке генконсульства в Салониках, с первых чисел февраля и до начала апреля 1915 г. «провозились через Салоники для отправления в Россию путем Салоники, Гевгели, Ниш, Парачин, Заечар, Кладово — далее по Дунаю до Рени караваном флигель-адъютанта Веселкина следующие правительственные грузы: 1. Части аэропланов, моторы для них и вообще авиационный материал. 2. Моторы для автомобилей, отдельные части для их замены. 3. Военные грузы, содержание коих императорскому генеральному консульству в Солуни неизвестно. 4. Груз серного цвета для департамента земледелия, отправленный в начале марта тем же путем, что и военный груз. О пропуске через Грецию и облегчением следования этого груза, объявленные греческим правительством абсолютной военной контрабандой, хлопотал директор департамента земледелия д.с.с Слободчиков»²⁸.

В Салониках, помимо своих основных обязанностей, Шебунин исполнял и некоторые разведывательные функции, для чего использовал контакты, завязавшиеся в бытность службы в Константинополе. В секретных телеграммах М. Н. Леонтьеву, отправленных в апреле 1915 г., в разгар Дарданелльской операции, он сообщал об укреплениях и находящихся в Константинополе войсках. Эти сведения он получил за значительную сумму в 10 тыс. франков от некоего Гаджемукова, имеющего возможность «благодаря обширным знакомствам среди армян и горцев Константинополя и Адрианополя, установить прочную связь с этими городами»²⁹.

Однако самой крупной операцией в короткой истории российской военной контрабанды на Дунае, проведенной совместно с экспедицией М. М. Веселкина, стала доставка из Петрограда 75-мм орудий на крейсер «Аскольд», миссии которого в Средиземном море придавалось особое значение. Шебунин в телеграмме от 12 августа 1915 г. на имя командира крейсера С. А. Иванова отмечал, что «орудия эти, являясь недопустимой для нейтральной Греции военной контрабандой, придется провезти через греческую территорию и Салоникский порт самым секретным образом: приходить сюда за ними крейсеру отнюдь не следует. Я погружу их здесь на возвращающийся в Марсель французский пароход «Св. Петр», периодически приходящий сюда с нашим военным грузом и пароход этот доставит орудия в Марсель». Успешная доставка орудий стала возможной благодаря распорядительности Новикова, в инструкциях которому Шебунин подчеркивал: «Из России будут пересылаться 10 стволов 75 миллиметровых орудий для крейсера “Аскольд”. Т.к. это есть большая контрабанда, которая ни под какое соглашение подведена быть не может, то провезти ее здесь придется под большим секретом. Веселкин доставит означенные стволы в Прахово, оттуда... в Ниш. Из Ниша вы их погрузите, или поставьте на запасной путь, но непременно задержите и ни в коем случае не посылайте дальше без моего особого о том распоряжения»³⁰. Свою часть этой сложной задачи сотрудники российского спецпредставителя успешно выполнили. 24 сентября 1915 г. Дубягский послал из Афин короткую телеграмму: «23 сентября прибыл в Мудрос (Лемнос. — Я. В.) с орудиями для “Аскольда”. В виду отсутствия крейсера, согласно предварительному уговору с его командиром, сдал орудия французскому адмиралу Гейратту»³¹.

9 (22) сентября 1915 г. Болгария объявила мобилизацию, а 1(14) октября начала военные действия против Сербии. 5 (18) октября 1915 г. Россия вынуждена была объявить войну стране, за свободу и независимость которой пролили кровь десятки тысяч русских солдат. Эти события, вкупе с австро-германским наступлением стали катастрофой для сербской армии, вынужденной начать свое героическое отступление через горы Албании. Дунайский военный транзит был свернут. Причем в конце сентября 1915 г., из-за нерасторопности французских военных властей, в Марсель вместе со всем своим грузом, «кроме 3 ящиков, заключающих один аэроплан Вуазен с мотором и принадлежностями и 8 ящиков для черногорского правительства, переданных черногорскому делегату Гайдуковичу», был отправлен пароход «Св. Фома». Его разгрузка, как отмечал Шебунин, была приостановлена по нелепому распоряжению французского адмирала, которое было передано «в самой категоричной форме французскому генеральному консулу и в таком смысле, который совершенно связывал командира парохода, не позволяя ему ни разгружаться, ни идти обратно». Шебунин отмечал, что начать разгрузку парохода удалось лишь после того, как «адмирал Дартиж дю Фурне прибыл в Салоники по случаю высадки союзных войск и я смог лично от него получить нужное приказание для капитана Св. Фомы». Однако время было безвозвратно упущено. Оперативная обстановка изменилась не в пользу сербской армии. В донесении Игнатьеву Шебунин, сообщая русскому военному агенту о своем распоряжении вернуть пароход в Марсель, с сожалением отмечал: «так как для груза Св. Фомы у меня было особое разрешение сербского правительства провести его несмотря на мобилизацию, для чего в Салониках было вполне достаточно вагонов, то без досадного недоразумения с французскими распоряжениями, вывезти этот груз удалось бы. Ныне уже поздно. Не посылаю его в Брест, так как туда вы писали послать его в случае, если ему удастся здесь выгрузиться»³². Тем не менее, по данным исследователя А. Ю. Тимофеева, за все время существования военного транзита в Россию удалось переправить около 6 тыс. тонн самых разнообразных грузов — от автомобилей и аэропланов до снарядов, биноклей и телеграфного оборудования³³.

Последним пароходом с грузом военной контрабанды оказался «Вашингтон», который, выйдя из Генуи, 25 августа 1915 г. сел на мель около греческого острова Эвбея. Для его спасения Шебунин командировал Д. Ф. Папавасилиу. При этом он особо подчеркивал, что «в проходных бумагах груз наш является сербским и адресован он на “Сербскую задругу” в Салониках, от директора коей у Папавасилиу тоже есть рекомендательное письмо. Таковым он должен оставаться и для греческих властей, если самые крайние обстоятельства не вынудят открыть причину нашей заинтересованности»³⁴. Груз удалось спасти и доставить в Салоники, но большая его часть до России так и не дошла. 27 октября (9 ноября) 1915 г. Шебунин писал: «Спасенные в “Вашингтоне” прожекторы в двух ящиках вышли из Салоник с последними партиями военного груза 16 сентября, прошли в Ниш, но были задержаны спешным движением войск и по имеющимся здесь сведениям попали к последнему транспорту Веселкина, ушедшему из Прахово. Четыре ящика доставили на баржу, отведенную к румынскому берегу. Оставшиеся же были возвращены в Заечар на узкую колею, где, по-видимому, и остались»³⁵. В Рени было доставлено всего 4 прожектора. В конфиденциальном письме М. Н. Леонтьеву, отправленном 15 октября 1915 г. уже после вынужденного прекращения деятельности военной контрабанды, Шебунин подчеркивал: «Был бы счастлив оказаться полезным в любом другом месте за границей, где мог бы применить к делу приобретенный за истекший год опыт и знание языков»³⁶.

Несмотря на то, что российская военная контрабанда, как в силу объективных обстоятельств, сложившихся осенью 1915 г. на Балканском фронте, так и из-за межведомственной несогласованности, не успела выйти на значительный уровень военных поставок, изучение ее деятельности тесно связано с исследованием общих вопросов стратегического присутствия России в Дунайском регионе в начале ХХ в., что может стать предметом новых исследований как российских, так и зарубежных историков.