Великая Отечественная война оказала существенное воздействие на развитие исторической наукив СССР, очемсвидетельствуют архивные документы военного времени. Особый интерес в этой связи представляют документы из Архива РАН, датированные осенью и зимой 1941 г. и первой половиной 1942 г.: переписка И. И. Минца, возглавившего располагавшуюся в осажденной Москве Комиссию по составлению «Летописи Отечественной войны», с эвакуированным в Казань руководством Академии наук СССР¹, а также сохранившаяся документация аппарата уполномоченного по остававшимся в Москве в 1941–1942 гг. академическим учреждениям С. М. Файланда². Архивные документы содержат важные детали, которые проливают свет на развитие научных институций, позволяют уточнить направления научных изысканий и детали биографий историков. Широкое использование и осмысление архивных документов позволяет как преодолеть «панегирический» неумеренно хвалебный подход историков советского периода, так и наметить новые задачи в изучении истории Академии наук СССР.

ДОВОЕННАЯ СИТУАЦИЯ

В Академии наук СССР в 1940 г. насчитывалось 10282 сотрудника, из них 4324 научных работника. Численность ведущего института Отделения истории и философии АН СССР – Института истории – на 1 декабря 1939 г. составляла 194 сотрудника, к январю 1940 г. предполагалось увеличение до 204 человек, из них 141 научный работник³. В 1939 г. на зарплату штатным и нештатным сотрудникам института было выделено 1632500 руб., согласно плану на 1940 г. должно было быть выделено 1817600 руб.⁴ Известный советский историк древности и одновременно партийный функционер А. В. Мишулин в статье в газете «Правда» писал: «Институт истории Академии наук СССР стал всесоюзным центром подлинно-научной работы. Начавшаяся подготовка многотомных капитальных изданий “Всемирной истории” и “Истории СССР” покажет, в какой мере историки сумели выполнить все указания “Краткого курса” для марксистского построения всеобщей истории и истории нашей родины. Пройдут два–три года, эта работа будет завершена, и историки должны будут сдать экзамен на аттестат марксистско-ленинской зрелости»⁵. Статья называлась «На историческом фронте». Не прошло и года: одни советские историки оказались на фронтах Великой Отечественной войны, другие – в эвакуации.

ЭВАКУАЦИЯ

В первые месяцы Великой Отечественной войны из Академии наук СССР ушло на фронт около 2 тыс. сотрудников. Число научных работников АН с 1941 по 1943 г. сократилось на 20%. Впоследствии начался приток новых сил: к 1945 г. количество научных сотрудников увеличилось до 4680⁶. 16 июля 1941 г. было принято правительственное постановление об эвакуации учреждений АН СССР в Казань (первоначально основным местом эвакуации академических учреждений намечался Томск). Осенью 1941 г. было принято решение правительства о втором этапе эвакуации учреждений АН СССР, который продолжался с 15 октября до конца 1941 г. Учреждения геологического профиля были эвакуированы на Урал, гуманитарные и биологические – в республики Средней Азии⁷. «В городах Средней Азии были размещены гуманитарные учреждения Академии наук СССР, насчитывающие 735 научных сотрудников, 13 академиков и 30 членов-корреспондентов. Часть сотрудников, в том числе 10 академиков и 34 члена-корреспондента Академии наук СССР, оставалась в Москве и Ленинграде»⁸.

МОСКОВСКАЯ ПАНИКА

В начале октября 1941 г. фронт был прорван, и Москва из тылового стремительно превращалась в прифронтовой город. 15 октября было принято решение об эвакуации из Москвы правительственных учреждений. Это привело к печально знаменитой «московской панике», которая неизбежно затронула и академические учреждения. Обстановку тех дней рельефно передает заявление на имя вице-президента АН СССР О. Ю. Шмидта от «докторанта-безотрывника» Белковой лаборатории АН СССР В. А. Далматова: «Гор. Алма-Ата, 18/I-1942 г. Заявление. 16-го октября 1941 г., в 10 ч. утра т. Файланд вызвал директоров некоторых Институтов и директора Лаборатории белка т. Перова и заявил им о срочной эвакуации из Москвы сотрудников учреждений, не останавливаясь перед выходом пешком. Тов. Перов позвонил в Лабораторию белка и просил поставить в известность всех сотрудников. Я немедленно созвал собрание и объявил о решении Уполномоченного Президиума АН Файланда¹⁴... Было около 1 ч. дня, т.е. то время, когда нам предложили из Академии Наук и Куйбышевского Р.К. эвакуироваться из Москвы. Тов. Перов С. С. и Далматов отправились пешком, оставив все лабораторное оборудование и свои личные вещи. Перед уходом т. Перов подписал чек на 20000 руб. для выдачи зарплаты оставшимся сотрудникам и назначил доктора наук Б. А. Иорданского ответственным за сохранность лабораторного имущества. Оставшиеся после нашего ухода сотрудники Лаборатории эвакуировались из Москвы только 6-го ноября. По приезде в Алма-Ата они рассказали, что 17/Х-41 г. т. Файланд вызвал из Лаборатории белка С. Н. Лутохина, беспартийного (кстати сказать, Лутохин был 10/Х-41 уволен из Лаборатории) и назначил его Уполномоченным Лаборатории. Начало своей “деятельности” уполномоченный Лутохин ознаменовал тем, что уволил из числа сотрудников Лаборатории академика, директора т. Перова С.С.; уволил старшего научного сотрудника, докторанта-безотрывника Далматова и лаборантку Шахмейстер... Он принял на работу своих собутыльников: И. Ф. Леонтьева, б/п [беспартийного], уволенного из Лаборатории белка в 1938 г., за антисоветское выступление в печати, и Д. И. Потемкина¹⁵» .

В подразделениях, обслуживающих АН СССР, ситуацию использовали по-своему, о чем свидетельствует письмо С. М. Файланда начальнику московской милиции, отправленное, судя по контексту, 18 октября 1941 г.: «№ 62-3__октября 41. Начальнику Гормилиции г. Москвы тов. Романченко. 17/Х Директор Автобазы Академии Наук СССР гр. Израйлевич угнал по направлению на Казань три автомашины: автобус МВ 34-38 ГАЗ 2А; пикап ГАЗ А1 МВ 34-20 и М1 МА 37-93. Согласно нашей договоренности по телефону прошу дать телеграфное распоряжение в Горький и по Чувашскому тракту, где сейчас, очевидно, находятся эти машины, задержать Израйлевича и возвратить угнанные автомашины. Секретарь парторганизации Ц[ентрального] а[ппарата] АкадемииНаукСССРС.М. Файланд»¹⁶.

Сохранился документ о панике в Институте истории. Этописьмо уполномоченного Б. Т. Горянова С. М. Файланду. Оно напечатано на бланке Института истории АН СССР (Москва, Волхонка, 14) и датировано 24 октября 1941 г.: «Начальнику Административно-хозяйственного Управления АН СССР тов. Файланд[у]. Ученый секретарь Института истории тов. Алефиренко отказалась явиться на работу 18/Х с. г., несмотря на Ваше распоряжение. Моим приказом по Институту тов. Алефиренко освобождена от работы за “самовольное оставление своего поста и за отказ явиться на работу, несмотря на распоряжение Начальника АХУ Академии наук СССР тов. Файланд[а]”. От старшего научного сотрудника тов. Петропавловского 23/Х получена следующая телеграмма из Шарьи, Северной ж.д. от 19/Х-41 г.: “Случайно удалось выехать направлении Новосибирск или Алма-Ата. Хлопочите эшелоне сотрудников Новосибирск или Алма-Ату. Петропавловский”. Т. Петропавловский – старший научный сотрудник Института и секретарь партийной организации Института с 16 сентября 1941 г. покинул в Москву в 18 часов вечера. С ним вместе ушли старшие научные сотрудники – члены партбюро: Кучкин А. П., Эггерт З. К., Шелюбский А. П. и сотрудники Института, члены партии: Бронштейн В. С., Рубинштейн Е. И., Цунк Е. Ю., Ловецкий И. А. (военнообязанный), Баевский Д. А. (военнообязанный), Гуревич А. М. (военнообязанный), Ленчнер С. И., Матюгин (военнообязанный). Рассматривая этих сотрудников Института как покинувших самовольно свои трудовые посты, я тем не менее не могу принять о них решение без согласования с партийными органами. Ввиду этого прошу Вас дать мне указания о мерах против перечисленных лиц. Уполномоченный Президиума по Институту Истории Б. Т. Горянов»¹⁷.

РАБОТА ИНСТИТУТА ИСТОРИИ В МОСКВЕ, 1941–1942 годы Если московская паника и прервала работу в Институте истории в Москве, то ненадолго. Согласно приказу директора института, часть сотрудников не эвакуировалась. До нас дошел подписанный академиком Б.Д. Грековым список сотрудников Институтаистории АН СССР, оставленных в Москве: Панкратова, Войтинский, Яковлев, Губер, Бережков, Крастынь, Баженов, Миллер, Зайцева, Рыковская, Лебедева, Ястребова, Фролова, Артюшина, Осипова, Иванов, Раимов, Черняков, Соколова, Трусова. Всеговсписке 20 фамилий: 14 напечатанных и 6 подписанных отруки (Панкратова, Иванов, Раимов, Черняков, Соколова, Трусова), которое, очевидно, были добавлены в последний момент¹⁹. Сохранился и сокращенный вариант того же списка, очевидно более ранний, от Войтинского до Осиповой включительно. Этот список так же подписан академиком Б.Д. Грековым, внем 14 фамилий²⁰.

О том, как протекала работа сотрудников Института истории осенью 1941г.изимой 1941-1942 гг., свидетельствует отчет сотрудник аинститута Полины Осиповой:«В Президиум Академии наук. Отделение общественных наук. т. Кузнецову. С 23 января возобновила работупо подготовке брошюры по теме“Фашистская Германия и страны Латинской Америки”. Работу по сбору материалов я начала еще в октябре, и тема была утверждена тов. Панкратовой А. М.²¹…П. Осипова, младший научный сотрудник Института истории Академии наук СССР 26/I-1942»²².

Большинство оставшихся в Москве сотрудников института принимали участие в «Московской летописи Отечественной войны» под руководством члена-корреспондента АН СССР И. И. Минца, но часть работала по индивидуальным темам, о чем свидетельствует справочные материалы, подготовленные в начале января 1942 г.: «Справка об Институте истории (для стенограммы от 14/I-42 г.) Работают по «Московской летописи» (работа ведется без перерыва с 1 июля 1941 года). 1. Миллер П. Н. 2. Бережков Н. Г. 3. Крастынь Я. Г. 4. Осипова П. Е. (обрабатывает и распределяет по темам поступающий материал). 5. Фролова О. Л. 6. Зайцева М. М. Кроме того, очень значительное место занимает работа над индивидуальными темами: 7. Войтинский Г. М. 8. Яковлев А. И. 9. Губер А. А. 10. Крастынь Я. П. 11. Осипова П. Е. 12. Зинич С. И. – работает в «Радио». 13. Черняков З. Е. 14. Соколова К. П. 15. Ястребова Р. Г. – ст. бухгалтер. 16. Лебедева Г. В. – м.н.с. и завхоз. 17. Артюшина А. Д. – курьер и уборщица. Ученая база – кроме выписанных газет и 16 журналов имеются доступные для сотрудников книгохранилища. Финансовая база – кредиты Института»²³.

Возобновляется и публикационная деятельность АН СССР, в которой активное участие принимали сотрудники Института истории: сохранились планы издания АН СССР на первый квартал 1942 г. По Отделению истории и философии АН СССР наряду с «Историческими записками» т. XIII и XIV, и сборника статей «Из истории героического прошлого русского народа» (25 л., январь), в списке значится: «Всемирная история. Т. XIV. Канун Французской буржуазной революции. Сдана, верстка». В разделе «Оборонная и антифашистская литература» наряду с брошюрами академика В. В. Струве («Фашистский антисемитизм», 1 л., гранки) и академика Варги («О «новом порядке» в Европе») упоминаются две книги сотрудника Института истории Крастыня, посвященные Финляндии и Прибалтике. В это нелегкое время были найдены ресурсы для публикации «Истории римской литературы» академика М.М. Покровского («40 л. Сдана, матрицы»)²⁴.

К 25-й годовщине Октябрьской революции в Москве была издана книга, в которой был дан обзор развития исторической науки в СССР в первые четверть века существования советской страны²⁵. К этой же дате были приурочены юбилейные публикации в «Историческом журнале», который продолжал издаваться в Москве²⁶.

Здание институтов Отделения истории и философии АН СССР в Москве на ул. Волхонка, д. 14, в котором с 1936 по 1960 г. помещался Институт истории, сильно пострадало от бомбежки 28 октября 1941 г. Вноябре 1941 г. былсоставлен «Акт о состоянии имущества Института истории и здания по ул. Волхонка, 14»; в нем было высказано предложение перевезти мягкую мебель в отапливаемое помещение. В этом же акте предписывалось: «Уполномоченным Институтов – Экономики, Мирового хозяйства, Истории немедленно приступить к передаче книг в Фундаментальную Библиотеку, закончив передачу не позднее 20 декабря»²⁷.

Сохранилась довоенная опись имущества Института истории: имущество института хранилось в комнатах 102, 103, 105, 203, 204, 206, 214. В описи фигурируют и многочисленные портреты «вождей» от Сталина до Ворошилова и Хрущева, и мебель («шкаф книжный красного дерева», «шкаф мореного дуба», «стол шведско-американский», «тумба фанерная под бюст Ленина, списана за негодностью»), и пишущие машинки («Континенталь», «Ундервуд», «Ремингтон», «Смис премьер», «Ленинград»), и многое другое («драпри из синего рапса», «украинская дорожка», «ковер казахский»). «Всего 962 предмета на 173629-02 руб. Оказалось в наличии на 173719-30 руб.»²⁹. В «Списке учреждений АН СССР в г. Москве, подготовленных к длительному хранению и принятых Комиссией с надлежащим оформлением приемо-сдаточных актов» Институт истории АН СССР фигурирует в числе других учреждений (январь 1942 г.)³⁰.

РуководствоАНСССРпыталасьдобитьсявосстановлениязданиянаул. Волхонка, д. 14. От имени С. М. Файланда в 1942 г. неоднократно посылались письма в Моссовет с просьбой отремонтировать это здание (строительные подразделения «Академстроя» были загружены оборонными заказами); до середины 1943 г. там размещался склад гидрографического управления Наркомвоенморфлота³¹. Однако эти усилия не возымели действия. Из материалов к собранию партийно-хозяйственного актива учреждений Академии наук, находящихся в Москве (оно состоялось 4 мая 1943 г.), вырисовывалась печальная картина: «Здание на Волхонке, 14 от бомбежек приведено в полную негодность, нуждается в капитальном восстановительном ремонте, оборудование и обстановка, которые могли быть сохранены, поломаны и исковерканы, а то, что не пострадало от бомбежек, роздано сторонним организациям»³².

КОМИССИЯ ПО ИСТОРИИ. ИНСТИТУТ ИСТОРИИ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЫ

Для историков, как и для оставшихся в прифронтовом городе археологов Московского отделения ИИМК, важнейшее значение во время осадного положения и неразберихи имела причастность к «Летописи Отечественной войны (оборона Москвы)», которую организовал и член-корреспондент АН СССР И. И. Минц³³. Целью И. И. Минца было создание самостоятельного Института истории Отечественной войны под его руководством; он развил активную деятельность, в которую были вовлечены десятки сотрудников московских академических институтов. Минц вел переписку с академиком-секретарем Отделения истории и философии академиком А. М. Дебориным об организации Комиссии по истории Великой Отечественной войны. 15 января 1942 г. Деборин писал Минцу: «Можно было бы немедленно приступить к сбору материалов для составления специального труда, посвященного зверствам германских фашистов и проявлениям вандализма, выражающегося в уничтожении культурных памятников нашей страны»³⁴.

ЭВАКУАЦИЯ, ТАШКЕНТ

Местом эвакуации большинства сотрудников Института истории и их коллег из Ленинградского отделения, которые смогли выехать из блокадного Ленинграда, стал Ташкент. Там, в Узбекском филиале АН СССР, проводились научные заседания. 31 января 1942 г. состоялось первое такое заседание, посвященное памяти умершего за месяц до этого в блокадном Ленинграде академика С. А. Жебелева. В заседании приняли участие эвакуированные из Москвы и Ленинграда сотрудники Института истории, ИИМК, ИМЛИ, а также сотрудники Института языка, литературы и истории УзФАН⁴². В Ташкенте проводились регулярные заседания Ученого совета Института истории, проводились защиты диссертаций. 7 и 17 июня 1942 г. прошли заседания, посвященные царю Ивану Грозному. Положение эвакуированных в Ташкенте было в целом лучше, чем тех, которые оказались на Урале и в Поволжье, тем не менее все ждали возвращения в Москву. В феврале 1942 г. академик Б. Д. Греков писал эвакуированному в Башкирию А. Б. Рановичу: «Мы тоже живем надеждами и уверены, что снова засияет над нами московское солнце»⁴³.

РЕЭВАКУАЦИЯ

С начала 1942 г. в Москву стали возвращаться отдельные лаборатории академических институтов. Февралем 1943 г. датировано письмо президента АН СССР В. Л. Комарова заместителю председателя Госкомитета обороны СССР В. М. Молотову с просьбой разрешить перевод президиума АН СССР в Москву⁴⁶. 13 марта 1943 г. было издано Постановление СНК СССР № 269 от «О переводе эвакуированных институтов и учреждений Академии Наук СССР в г. Москву», которое было подписано В. М. Молотовым⁴⁷. В Москву вернулось 61 учреждение, в том числе 40 институтов и 3109 сотрудников. Реэвакуация осуществлялась в три этапа: 1-я очередь возвращения институтов АН СССР в Москву – май, 2-я – июнь-июль, 3-я – октябрь 1943 г. В списке реэвакуированных институтов АН СССР (ноябрь 1943 г.) значился Институт истории⁴⁸.