Период французской истории, охватывающий XVII–XVIII вв. и называемый обычно Старым порядком, стал решающим этапом в развитии модерного государства. По словам Пьера Бурдьё, в это время совершался переход от монархии как большого патриархального «королевского дома» к бюрократическим институтам, функционировавшим в государственных интересах¹. Неотъемлемой частью этого процесса являлась профессионализация государственной службы разного типа, в том числе и дипломатической.

В XVIII в. посольская служба была престижной. Характеризуя фигуру дипломата той эпохи, Люсьен Бели пишет: «Прославление мира и переговоров предполагает уважение, окружающее посла, до такой степени, что он может выступать в качестве личностной и социальной модели человека XVIII в. […] В цивилизации, поддерживающей космополитизм и обмены между национальными культурами, дипломат принадлежит к числу тех, кто определяет вкусы не только в области литературы, музыки и живописи, но и в том, что касается одежды, мебели, столового серебра и украшений»².

Подобное мнение высказывали и современники. О престиже фигуры дипломата как представителя своего государя писал в конце XVIII в. юрист Филипп-Антуан Мерлен: «Миссия посланника не ограничивается делами и правами его государя, она распространяется и на то, чтобы представлять последнего лично, его достоинство и величие, а следовательно предполагается, что государь через посредство своего представителя не только ведет переговоры, но и сам получает все оказываемые тому почести; представительство является совершенным, и следующий из этого преимущественно представительный характер составляет суть того, кого именуют министром первого порядка, то есть нунция, легата или посла»³.

Отношение к фигуре дипломата, его роли и функциям проявлялось в том, кого именно назначал король своим представителем. Посольства при иностранных дворах в конце Старого порядка возглавляли высшие аристократы, прелаты или дворяне мантии. Такая стратегия назначений вполне соответствовала необходимым для профессии качествам, на которые указывал дипломат и писатель Франсуа де Кальер в известной книге «О способах ведения переговоров с государями» (1716 г.). По словам Кальера, хорошими дипломатами могут быть как придворные и военные, так и люди мантии. Военный способен дать своему королю профессиональный отчет о могуществе вооруженных сил иностранной державы, придворный может сообщить много полезных сведений, так как умеет завоевывать расположение высокопоставленных людей, а люди мантии «обычно ученее и усерднее военных и придворных»⁴. Сама по себе родословная посла тоже имеет значение, поскольку обеспечивает связи и знакомства на высоком уровне, в особенности если он «направлен служить при главных дворах». Вместе с тем, отмечал автор, дипломат должен быть искусен в своем ремесле, а владение ремеслом дипломата, по Кальеру, предполагает овладение профессиональными знаниями, в число которых входят международное положение, образ правления в разных государствах Европы, их законы и обычаи, их военная сила и доходы, международные договоры, современная история Европы, родословные правителей Европы и союзы между ними, порядок наследования престола и иностранные языки. Для приобретения необходимых знаний дипломату надо много читать, но одного этого мало. Подготовка будущего дипломата должна быть теоретической и практической, и «поэтому желательно, чтобы лицо, намеревающееся вступить на дипломатическое поприще, побывало при главных европейских дворах»⁵. То есть, согласно Кальеру, для высокопоставленного дипломата имели значение как происхождение, так и личные качества, и профессиональная подготовка. С этим мнением были полностью согласны и юристы XVIII в., утверждавшие, что «недостаточно высокое происхождение не может отрешить от достоинства посла тех, кто по превосходству своих талантов стал более способным к нему, нежели другие»⁶. Таким образом, при формировании кадров дипломатической службы должны были учитываться оба характерных для государства раннего Нового времени способа воспроизводства властной элиты, династический и меритократический⁷.

От посла требовались также зрелость и опыт. Так, когда стало известно о назначении послом в Константинополь Шарля Гравье, шевалье (впоследствии графа) де Верженна, его современник Шарль-Филипп д’Альбер, герцог де Люин записал в дневнике: «Г-н де Верженн еще молод; но он наделен большим умом, достоинством и даже опытом»⁸. В этой характеристике особенно примечательны слова о молодости Верженна, которому к тому времени исполнилось уже 35 лет. В XVIII в. такой возраст считался уже вполне зрелым. Например, Жан-Фредерик Фелипо, граф де Морепа приступил к исполнению обязанностей госсекретаря королевского дома в 17 лет, а получил он эту министерскую должность еще раньше. Так что слова герцога де Люина можно рассматривать как свидетельство профессионализации дипломатической карьеры: послу следовало обладать знаниями, навыками и опытом, которые приобретаются с годами.

Наряду с посольствами при иностранных дворах, на службе у короля Франции имелся внутренний дипломатический аппарат – государственный секретариат (министерство) иностранных дел. Он был образован на рубеже XVII–XVIII вв. стараниями Шарля Кольбера де Круасси⁹ (брата знаменитого генерального контролера финансов Людовика XIV) и его сына Жан-Батиста Кольбера де Круасси, маркиза де Торси¹⁰.

Показателем возросшего в XVIII в. престижа дипломатической службы можно считать происхождение руководителей этого ведомства. В XVIII в., на протяжении царствований Людовика XV и Людовика XVI до начала революции (1715–1789 гг.) пост государственного секретаря иностранных дел занимали 14 человек¹¹. Из них 6 принадлежали к высшей знати, 7 происходили из семей дворян мантии и был 1 прелат недворянского происхождения (кардинал Гийом Дюбуа¹²). В середине века в практике назначений госсекретарей иностранных дел произошла резкая перемена: в 1747 г. дипломатическое ведомство Франции впервые возглавил представитель высшей аристократии¹³, тогда как раньше на эту должность, как и на прочие министерские посты, назначались люди мантии. Его преемниками до конца Старого порядка оказалось четверо представителей высшей знати и только два выходца из семей дворян мантии. Как те, так и другие, если следовать Кальеру, имели на этом посту свои преимущества. Достоинствами аристократов были ранг и связи, а дворян мантии отличали компетентность и служебное рвение.

Среди 14 министров 7, т.е. половина, имели за плечами опыт дипломатической работы во главе посольств. Маркиз де Пюизьё – в Королевстве Обеих Сицилий и на мирных переговорах в Бреде в ходе подготовке Ахенского договора 1748 г., завершившего Войну за австрийское наследство (1740–1748 гг.). Франсуа-Доминик, маркиз де Барбери де Сен-Конт¹⁴ – в Республике Соединенных провинций. Франсуа-Жоаким де Пьер де Бернис¹⁵ – в Венеции. Этьен-Франсуа, герцог де Шуазёль¹⁶ – в Риме при Святом престоле, а затем в Вене при дворе императора Священной Римской империи. Сезар-Габриэль, граф де Шуазёль-Шевиньи, герцог де Прален¹⁷ – при дворе императора Священной Римской империи и в начале мирных переговоров в Париже, завершивших Семилетнюю войну. Граф де Верженн¹⁸ – в Трире, Константинополе и Стокгольме. Арман-Марк, граф де Монморен Сент-Эрем¹⁹ – в Трире и Мадриде. Из госсекретарей иностранных дел, не имевших опыта дипломатической работы, шестеро дворян мантии начинали с судейской или чиновничьей карьеры: были служащими королевской канцелярии, докладчиками прошений в Королевском совете, адвокатами или председателями парламента, интендантами и т.п. Выходец из семьи, принадлежавшей к дворянству шпаги, Эмманюэль-Арман де Виньеро дю Плесси де Ришельё, герцог д’Эгюийон²⁰ до назначения главой внешнеполитического ведомства дослужился до генеральского чина в армии и занимал посты военного губернатора в Бретани и Эльзасе.

За дипломатией как искусством вести переговоры, а именно этим занимались послы и министры, стояла большая бумажная работа внутри государственного секретариата иностранных дел. Ее организация является показателем профессионализации дипломатической службы не в меньшей степени, чем опыт посольской работы у главы внешнеполитического ведомства.

Маркиз де Торси, возглавляя госсекретариат, учредил в 1714 г. два политических бюро, между которыми распределялась переписка с иностранными государствами, впоследствии число бюро увеличилось до трех, затем до четырех, потом снова было сокращено до двух, при этом ответственность за переписку с отдельными странами не раз перераспределялась между бюро²¹.

Изначально бюро подразделялись на южное и северное, т.е. ведущие переписку с посольствами французского короля в странах южной и северной Европы, но в конце Старого порядка, в годы министерства Верженна сложилась практика распределять страны между бюро в зависимости от того, с какими из них лучше знакомы столоначальники (premiers commis)²². Количество бюро и число сотрудников в каждом из них зависели от решений госсекретаря иностранных дел. Он сам нанимал их на службу, назначал на должности, увольнял и платил им жалование из средств, выделявшихся для его ведомства.

Верженн, одна из ключевых политических фигур Франции эпохи Людовика XVI, провел очередную, последнюю при Старом порядке реорганизацию политических бюро и переименовал их в дирекции, четко отделив их тем самым от остальных, вспомогательных бюро. Наряду с советником молодого короля графом де Морепа, Верженн возглавлял придворную группировку, противостоявшую сторонникам некогда влиятельного, а ныне опального герцога де Шуазёля, до конца своих дней (он умер в 1785 г.) не терявшего надежды вернуться к власти при поддержке королевы Марии-Антуанетты. Верженну важно было окружить себя верными людьми, что проявлялось, в частности, в отстранении «шуазелистов» от назначений главами посольств²³. Другим компонентом его политики стало создание эффективно работающего министерского аппарата, четко исполняющего замыслы своего руководителя. Людовик XVI отказался от двойной дипломатии времен «Секрета короля»²⁴, и, таким образом, при нем возросла роль госсекретариата иностранных дел как центра реализации внешней политики монарха.

Жили и работали сотрудники госсекретариата в резиденции короля в Версале. Госсекретариат иностранных дел располагался в правом (северном) корпусе возле королевского дворца и занимал бόльшую его часть: 58 комнат и 17 антресолей²⁵. Кроме того, в Версале за пределами королевской резиденции имелось отдельное здание для архивов двух госсекретариатов: иностранных дел и морского. Когда король переезжал в другую резиденцию, министерство следовало за ним и нанимало там для себя необходимые помещения.

Мы можем составить довольно полное представление о «кухне» внешнеполитического ведомства Франции в конце Старого порядка благодаря записке, составленной руководителем «северной» дирекции госсекретариата Пьером-Мишелем Энненом²⁶. Русский полномочный министр при версальском дворе князь Иван Сергеевич Барятинский интересовался, как во Франции организовано министерство иностранных дел, и к концу своего пребывания во главе посольства в этой стране обратился туда за информацией. Эннен, в чьем ведении находились «северные» дела, включая Россию, составил по его просьбе и 10 апреля 1784 г. отправил с письмом, предварительно показав Верженну, «Записку о том, как во Франции устроен Департамент иностранных дел»²⁷. Как явствует из названия, речь в записке идет о работе министерства в целом, а не только о дирекции, которую возглавлял сам Эннен.

Структура госсекретариата в целом в изложении Эннена выглядит следующим образом: кабинет госсекретаря, первая политическая дирекция, вторая политическая дирекция, бюро фондов, архивное бюро, топографическое бюро.

Кроме перечисленных, в ведомстве имелись бюро переводчиков и шифровальное бюро, о которых Эннен не счел нужным упомянуть в своей записке²⁸.

Глава ведомства, госсекретарь иностранных дел возводился королем в ранг государственного министра, т.е. входил в состав той секции Королевского совета, которая называлась Верховным, или Государственным советом. Он собирался у короля два раза в неделю, преимущественно для того, чтобы заслушивать депеши послов и обсуждать вопросы внешней политики, так что именно госсекретарь иностранных дел выступал там докладчиком²⁹. В непосредственном подчинении у министра имелись три секретаря, обеспечивавших работу его кабинета.

Так как численность служащих определялась самим министром исходя из его потребностей и финансовых возможностей, то их численность менялась, имея тенденцию к росту. Фредерик Массон утверждал, что в 1787 г. на службе у Верженна состоял 41 человек³⁰, но если сопоставить данные Эннена и сведения, имеющиеся в литературе, то получается, что к тому времени их численность была больше. По-видимому, в 1780-х годах она могла колебаться от 35 до 60 человек.

В структуре госсекретариата иностранных дел Эннен особо выделяет два политических бюро (они же дирекции) и подробно описывает их работу. На должность начальника дирекции, по словам Эннена, отбирали людей с опытом дипломатической работы, из числа бывших секретарей посольств, предпочтительно тех, кто успевал послужить при нескольких дворах. Формально они назначались королем и имели честь быть представленными ему при вступлении в должность³¹. У каждого из них в подчинении в 1784 г. находились семь–восемь служащих³². Их руководители дирекций и вспомогательных бюро подбирали себе сами. Как пишет Эннен, они должны были «выбирать людей, отличающихся образованием и нравами, дворян или сыновей из порядочных семей»³³.

В 1787 г. в обеих дирекциях госсекретариата работали уже 23 сотрудника. Первая дирекция, так называемая южная, считалась более значительной; в ней на службе состояли 14 человек. Среди них был лишь 1 дворянин³⁴. Несмотря на сохранившееся название, дирекция занималась сношениями не только с южными странами. В круг ее компетенции в 1780-х годах входили Испания, Португалия, Великобритания, Республика Соединенных провинций, Соединенные Штаты Америки, Священная Римская империя и отдельные германские государства. Возглавлял «южную» дирекцию уроженец Эльзаса, сын фискального прокурора Матиас-Жозеф Жерар де Ренваль. Перед тем как посвятить себя дипломатической карьере, он учился в университетах во Фрайбурге и Страсбурге³⁵, затем, используя свободное владение немецким языком, исполнял различные дипломатические поручения в ряде германских государств: работал переводчиком французской миссии в Пфальце, секретарем посольства в Дрездене, секретарем и поверенным в делах при имперском рейхстаге, генеральным консулом в Данциге. В 1774 г. он был назначен столоначальником, а в 1778 г. аноблирован. В дальнейшем, в 1782 г. король отправил его с секретной миссией в Лондон готовить мирный договор, завершивший Войну за независимость США. В 1783–1784 гг. Ренваль занимал должность посла французского короля в Великобритании³⁶. Он являл собой тип настоящего профессионального дипломата, в полной мере отвечавшего требованиям Кальера: получил университетское образование, прошел все ступени дипломатической карьеры от переводчика до посла и ответственного чиновника в министерстве иностранных дел. К этому можно добавить, что Матиас-Жозеф не единственный в своей семье состоял на дипломатической службе. Его старший брат Конрад-Александр-Жерар избрал то же поприще и стал послом Франции в США.

В ведение второй, «северной» дирекции входили Турция, Россия, Польша, Швеция, Дания, итальянские государства и Швейцария. На службе в ней в 1787 г. состояли девять человек, а возглавлял дирекцию с 1778 г. автор упомянутой записки Пьер-Мишель Эннен. По происхождению он был провинциальным буржуа из хорошей семьи. Его отец занимал должности королевского адвоката и прокурора бальяжа Маньи (в бывшей провинции Вексен), а позднее, когда Пьер-Мишель был уже подростком, перешел на аналогичную должность в бальяже Версаля. П.-М. Эннен получил хорошее образование в Париже в коллегии Бове. Он стал адвокатом, затем некоторое время служил в архивном бюро госсекретариата иностранных дел, после чего началась его собственно дипломатическая карьера. В 1752–1757 гг. в качестве второго секретаря посольства Эннен сопровождал в Польше Шарля-Франсуа, графа де Броя и являлся, таким образом, агентом «Секрета короля». В 1752–1755 гг. он ездил с разными секретными поручениями и с целью пополнения образования по Северной Германии, побывал также в Берлине, Копенгагене и Стокгольме. В 1758–1759 гг. Эннен вновь путешествовал по Европе. Потом он стал послом-резидентом в Польше (1762 г.), резидентом в Женеве (1765 г.), где завязал знакомство с Вольтером. Эти должности требовали больших расходов, на что Эннен постоянно жаловался в письмах, обращаясь к Верженну, который в те годы был французским послом в Стокгольме, с просьбами выхлопотать ему пенсии³⁷. Таким образом, он уже тогда видел в Верженне своего покровителя. Нам неизвестно, удалось ли Эннену и как именно разрешить свои финансовые трудности, но зато благодаря Верженну он в 1778 г. возглавил вторую дирекцию госсекретариата иностранных дел. В следующем году семья Энненов была аноблирована. Для характеристики персонажа стоит еще сказать, что на досуге Эннен занимался литературным творчеством, и в 1785 г. его избрали ассоциированным членом Академии надписей и изящной словесности³⁸. Подобно Ренвалю, он являлся профессиональным дипломатом, хотя и не достиг ранга посла.

С 1776 г. столоначальники (premiers<em> </em>commis), возглавлявшие дирекции, или политические бюро стали именоваться секретарями Государственного совета. По словам Эннена, переименование было связано с тем, что именно так, секретарь совета, аналогичная должность называлась в Испании. Мне представляется, что перемену названия вызвало не только и не столько стремление Верженна к унификации номенклатуры должностей во внешнеполитических ведомствах соседних стран. За этим могло стоять два других мотива: во-первых, координация деятельности между упомянутой секцией Королевского совета (Государственным советом) и госсекретариатом иностранных дел и, во-вторых, повышение статуса самой должности столоначальника, обладатель которой становился не просто чиновником (commis), но связующим звеном между своим ведомством и Королевским советом (хотя на заседания Королевского совета столоначальников не вызывали и всю информацию о его решениях они получали от своего министра).

Бросается в глаза большая разница в уровне благосостояния между начальниками и подчиненными. Секретарям Государственного совета полагалось жалование в 20 тыс. ливров и сверх того еще 3 тыс. ливров на дорожные расходы, а также премии. Жалование рядовых служащих зависело от выслуги лет, у старших оно достигало 3,5 тыс. ливров, к которым добавлялись 600 ливров на покрытие дорожных расходов и возможные премии³⁹.

На обе дирекции имелся один юрисконсульт, знаток европейского публичного права, прежде всего германского: ему полагалось знать особенности правовых систем разных германских государств. Обычно на эту должность назначали уроженца Эльзаса⁴⁰. Эннен указывает, что должность юрисконсульта хорошо оплачивалась, но не уточняет размера его жалования.

Распорядок рабочего дня госсекретариата утвердили еще до Верженна, в 1767 г., когда возглавлявший его в те годы герцог де Шуазёль издал регламент о присутственных часах⁴¹. Начальникам и служащим дирекций полагалось приходить на работу в девять утра и работать до двух часов пополудни.

Во второй половине дня начальники дирекций могли не приходить в бюро и работать дома. Но к этому моменту они должны были составить черновики всех исходящих писем и передать их министру. После апробации министра письма поступали к служащим, которые отправляли их адресатам. Вечером на работе оставались по двое служащих каждой дирекции на случай экстренных поручений.

Каждый день около полудня курьер министерства отвозил почту в Париж, а около двух часов возвращался с почтой из Парижа тот, кто отправлялся туда накануне. После обеда секретари министра работали в кабинете с письмами: указывали дату их поступления, отдавали на расшифровку зашифрованную корреспонденцию и распределяли ее между дирекциями. Около пяти часов министр начинал читать письма и составлять распоряжения для каждой дирекции.

На следующий день в девять утра начальники обеих дирекций являлись к министру, докладывали ему о проделанной работе и получали указания. После каждого заседания Государственного совета министр сообщал им о принятых там решениях и отдавал на основе их свои распоряжения.

Если дела предполагали сотрудничество двух ведомств (например, госсекретариатов иностранных дел и морского), то все общение между ними проходило в письменной форме. Эннен в принципе одобряет такой порядок: по его мнению, «этот метод многократно увеличивает количество бумаг, но обеспечивает большую основательность работы и предупреждает ошибки»⁴².

Пока бумаги находились в работе, служащие дирекций держали их у себя. Внутри ведомства сложилась продуманная система канцелярского труда. Верженн придавал большое значение работе с бумагами. Имея за плечами многолетний опыт посольской службы, он хорошо понимал, насколько важно бывает отыскать в нужный момент текст какого-либо письма или распоряжения. При нем в госсекретариате была разработана очень рациональная методика классификации документов, доступная человеку доинформационной эпохи. Бумаги полагалось складывать в алфавитном порядке по странам и фамилиям адресатов, чтобы начальник всегда легко мог найти требуемый документ.

Время от времени бумаги следовало сдавать в архив в коробках (cartons), где они складывались в хронологическом порядке, а на коробке указывались страна и год поступления.

Когда служащие не занимались получением и отправлением писем, они должны были систематизировать корреспонденцию и заносить ее в таблицы. По мнению Эннена, «это самая тягостная, но и самая полезная часть их работы»⁴³. В таблице полагалось записать, какое письмо, когда и откуда поступило, и указать «ключевые слова», чтобы по этим данным при необходимости быстро получить из архива нужное письмо.

Чтобы не забыть ничего важного для работы, в качестве «органайзера» у столоначальника в кабинете стояли ящики (capsules) с этикетками, отведенные для каждой из стран, с которыми он вел переписку. На этикетке указывалось, в какой день недели отправляется почта в эту страну. В ящики он складывал все поступавшие к нему бумаги. Накануне отправки писем в ту или иную страну ответственный за переписку с ней служащий должен был спросить у начальника, есть ли для него корреспонденция на отправку.

Кроме дирекций (политических бюро), в госсекретариате иностранных дел имелся ряд вспомогательных служб. Одной из них было бюро фондов (бухгалтерия). Оно занималось ведением счетов департамента, покупкой подарков, паспортами, рекомендательными письмами и пребыванием во Франции иностранных послов. По сведениям Эннена, в 1784 г. бюро фондов состояло из начальника и пяти служащих. За три года, к 1787 г. штат бюро вырос до восьми человек⁴⁴.

Архивное бюро изначально находилось в Париже. В 1760-е годы оно переехало в Версаль, в специально для него построенное, как пишет Эннен, «несгораемое здание», в котором имелись шесть больших комнат, украшенных портретами всех здравствовавших тогда государей. В архивном бюро в 1784 г. были заняты начальник и четверо служащих. По данным на 1787 г., там работали уже семь человек⁴⁵. После смерти министра или посла наследникам следовало сдать его служебные бумаги в архивное бюро. Впрочем, это требование исполнялось не слишком строго: так, письма Людовика XVI к министру иностранных дел Верженну, опубликованные в 1998 г. Джоном Хардманом и Манро Прайсом, до сих пор хранятся в частном архиве у потомков министра⁴⁶.

В 1774 г. с целью изучения и демаркации границ и для составления карт было образовано топографическое бюро. Перед занятыми в бюро инженерами-географами стояла задача подготовить генеральную карту границ королевства. Летом они отправлялись на работу в приграничные области, для которых на тот момент еще не имелось точных карт. По словам Эннена, в топографическом бюро были заняты начальник и три чертежника. В 1787 г. в нем работало уже семь человек⁴⁷.

Как отмечалось выше, в записке Эннена ничего не сказано о таких важных вспомогательных служащих дипломатического ведомства, как переводчики и шифровальщики. Известно, что в 1787 г. в штат госсекратариата иностранных дел входили бюро переводчиков из нескольких человек и шифровальное бюро, в котором работали два–три сотрудника⁴⁸.

Своей протокольной службы в министерстве не было. Церемониймейстеры и посольские интродукторы являлись придворными должностями и входили в штат королевского двора, а не министерства.

Записку, адресованную иностранному дипломату, Эннен завершил итоговым выводом, представив дипломатическую службу французского короля как почти достигнутый идеал: «Таков порядок, который последовательно устанавливался в министерстве иностранных дел и который как результат многовекового опыта, кажется, приближается к своему совершенству. Все, что сейчас нужно, – это объединить четыре бюро в одном несгораемом здании, где сможет разместиться министр. Поскольку расположение Версальского дворца не позволяет это сделать, следует занять землю, которая примыкает к северным флигелям, заселенным министрами. Но так как это потребовало бы больших затрат, следует опасаться, что мы не скоро на такое решимся»⁴⁹. Вывод Эннена можно признать обоснованным: Верженн действительно хорошо организовал работу своего ведомства. Кроме того, надо учитывать контекст, в котором возникла записка Эннена. Год назад с успехом для Франции закончилась Война за независимость Америки. Пошатнувшийся в результате Семилетней войны международный престиж французской монархии был восстановлен, и ничто, казалось, не предвещало разразившегося вскоре революционного кризиса.

Можно согласиться с Энненом в том, что госсекретариат иностранных дел представлял собой хорошо налаженную машину. Но в ее работе имелся важный недостаток: отсутствие социального лифта. У рядовых служащих министерства отсутствовали шансы сделать карьеру, что не могло не оказывать на них демотивирующего воздействия. Препятствием для продвижения было уже то, что в министерстве обычно служили от 20 до 70 лет, т.е. состав сотрудников обновлялся редко⁵⁰.

Но еще большее значение имело то обстоятельство, что в госсекретариате иностранных дел существовал непреодолимый барьер между сотрудниками высшего и низшего звена. Госсекретари и послы, составлявшие высшее звено, принадлежали к придворной, военной или служилой знати. Низшее звено, рядовые служащие бюро были буржуазного происхождения. Промежуточное, среднее звено составляли столоначальники – люди мантии недворянского происхождения, но имевшие реальную возможность аноблироваться. Столоначальники – по крайней мере, те, кто возглавлял два политических бюро (секретари Государственного совета) – являлись профессиональными дипломатами с соответствующим образованием и разнообразным опытом практической работы в посольствах. Со среднего уровня столоначальника можно было подняться до посла, о чем свидетельствует, например, карьера Ренваля. Рядовые же служащие бюро могли рассчитывать на повышение жалования по выслуге лет, но не на продвижение по службе.

Если говорить о профессионализации дипломатической карьеры в это время, то можно сделать вывод, что наиболее профессиональным было среднее звено – столоначальники в министерстве. На высшем уровне послов и министров громкое имя и связи при европейских дворах могли компенсировать недостаток профессиональной подготовки. Низшее звено внешнеполитического ведомства состояло из чиновников, работавших с бумагами. Они не были дипломатами, и перед ними не открывалась перспектива стать таковыми. Т.е. в Госсекретариате иностранных дел к концу XVIII в. сложились два разных типа карьеры: дипломатическая и канцелярская.