Патриарх российской дипломатии Егор Егорович Стааль (1822–1907)
Патриарх российской дипломатии Егор Егорович Стааль (1822–1907)
Аннотация
Код статьи
S013038640022419-8-1
Тип публикации
Статья
Статус публикации
Опубликовано
Авторы
Рыбачёнок Ирина Сергеевна 
Аффилиация: Институт российской истории РАН
Адрес: Российская Федерация, Москва
Выпуск
Страницы
217-232
Аннотация

Один из старейших российских дипломатов Е.Е. Стааль значительную часть карьеры являлся чрезвычайным и полномочным послом при королеве Великобритании и Ирландии, императрице Индии. Он внес существенный вклад в стабилизацию русско-английских отношений. Это был период острых конфликтов и кризисов на международной арене середины 80-х – конца 90-х годов XIX в. Специальных исследований, посвященных Стаалю, пока не опубликовано. Ограниченные рамки статьи не позволяют представить полную картину его деятельности на дипломатическом поприще. Автор статьи видела свою задачу в том, чтобы осветить основные вехи жизни и взгляды Стааля, профессиональные приемы и методы, которые он использовал в работе в ходе переговоров по афганскому разграничению 1884–1885 гг. и как глава российской делегации на Первой конференции мира 1899 г. в Гааге. Источниковой базой исследования послужили публикации дипломатических документов, неопубликованные донесения Стааля в министерство иностранных дел, материалы его личного архива, сохранившегося в Архиве внешней политики Российской империи, а также его письма, отложившиеся в Государственном архиве РФ. Награды, полученные Стаалем в родном отечестве и тех государствах, где он представлял интересы России, свидетельствуют о высокой оценке его плодотворных трудов.

Ключевые слова
Е.Е. Стааль, внешняя политика России, международные отношения, афганское разграничение, Первая конференция мира в Гааге
Классификатор
Получено
06.06.2022
Дата публикации
17.11.2022
Всего подписок
11
Всего просмотров
390
Оценка читателей
0.0 (0 голосов)
Цитировать Скачать pdf
Доступ к дополнительным сервисам
Дополнительные сервисы только на эту статью
Дополнительные сервисы на весь выпуск”
Дополнительные сервисы на все выпуски за 2022 год
1 Хрестоматийно известный тезис английского дипломата Генри Воттона – «посланник есть благонадежный муж, посылаемый в чужие края для сокрытия истины в видах пользы государства», – разделяется не всеми. Но всем ясна та огромная ответственность, которая ложится на представителя державы за рубежом. Дипломатический этикет основан на соблюдении обычаев страны пребывания, а также на учете принципа старшинства ранга иностранного дипломата и даты его аккредитации.
2 Уровень представительства России в Великобритании со временем менялся от миссии до посольства. В конце XIX в. Лондон являлся одной из шести, а в начале XX в. – одной из девяти столиц, где Россия имела посла. Этот пост считался престижным, однако назначение на него не всегда зависело от профессионализма или дипломатического старшинства, но определялось решением царя, который прислушивался или нет к советам близкого окружения. С 27 марта (8 апреля) 1884 г. по 30 августа (11 сентября) 1902 г. чрезвычайным и Полномочным Послом России в Великобритании являлся Егор Егорович (Георг Фридрих Карл) Стааль.
3

Он происходил из балтийско-немецкого рода, получившего дворянство от шведского короля Карла XI в 1684 г. По высочайшему указу от 25 апреля (7 мая) 1901 г. Е.Е. Стаалю разрешили пользоваться баронским титулом Российской империи. Егор Егорович родился 10 (22) марта 1822 г. в имении Райкюль Ревельского уезда Эстляндской губернии в семье Георга Йохана фон Стааля (1777–1862), генерала в отставке с 1813 г., и Амалии Юлианы, урожденной фон Лилиенфельд (1801–1861). Он был старшим из четырех сыновей и имел четырех сестер. В родовом имении под руководством матери шведские гувернеры занимались домашним образованием Георга до 15 лет, затем обучение продолжилось в старинной школе эстонской знати Dom Schule в Ревеле, а три года спустя – в Московском университет е. По окончании юридического факультета в январе 1845 г. Стааля приняли в Азиатский департамент МИД с чином губернского секретаря, в феврале 1846 г . назначили младшим помощником столоначальника, в сентября 1848 г. – старшим помощником столоначальника, а в 1850 г. – помощником секретаря миссии в Турции.

4

В годы Крымской войны Стааль выполнял поручения по дипломатической части. Позже он стал секретарем генерального консульства в Бухаресте ( 1857 –1859 гг.), а затем старшим секретарем миссии в Греции (1859–1861 гг. ), в мае 1861 г. он получил офицерский крест греческого ордена Спасителя. После краткого пребывания в центральном аппарате МИД Егора Егоровича в марте 1862 г . назначили старшим секретарем, а в ноябре 1864 г. – советником миссии в Турции. Там Стааль был удостоен турецкого ордена Меджидие 3 степени. С марта 1871 по март 1884 г. дипломат занимал пост Чрезвычайного Посланника и Полномочного министра в Вюртемберге, а также с весны 1883 г. – одновременно аналогичные посты в Баварии, Бадене и Гессене, где также был отмечен наградами.

5

Семейная жизнь Егора Егоровича складывалась в целом удачно. В 1867 г. он женился на третьей дочери князя Михаила Дмитриевича Горчакова , Софье (1835–1917). Любезная, обворожительная и остроумная дама умело и успешно выполняла представительские обязанности супруги посланника, а позже – посла.

6 Единственная их дочь Агафоклея (1867–1917) в 1900 г. вышла замуж за графа А.А. Орлова-Давыдова. Спустя шесть лет у мужа завязался роман с певицей Марией Пуаре, выступавшей на подмостках московских театров под сценическим именем Марусина. Она сумела добиться развода графа, а затем и официального брака с ним в 1914 г. Несчастливая в личной жизни, А.Е. Стааль активно содействовала подготовке издания дипломатической переписки отца, сохранившейся в архиве лондонского посольства1.
1. Correspondance diplomatique de M. de Staal (1884–1900). Publiee par le baron A. Meyendorff. T. 1–2. Paris, 1929.
7 Российское посольство в Лондоне располагалось в Мэйфер – зеленом районе тихих улиц и уютных площадей. Купить здесь достаточно большой дом было трудно, и русское правительство приобрело два. Из-за необходимости соединить здания архитектор отвел очень много места для огромной парадной лестницы, которая придавала пышность резиденции. На втором этаже находились помещения для приемов и жилые апартаменты, а канцелярия располагалась в двух маленьких комнатах на четвертом этаже.
8 Финансовая обеспеченность житья Стааля в Лондоне позволяла устроиться с удобством. Обычно чиновники заграничной службы имели, оклад в два-три раза превышавший жалованье сотрудников центрального аппарата МИД. В зависимости от страны пребывания послы получали по 50 тыс. руб. в год (после 1900 г. – по 75–80 тыс. руб.). Обосновавшись в посольстве, он лишь отчасти воспользовался мебелью, оставшейся от предместника – барона А.П. Моренгейма, и купил свою2. Сменивший на этом посту Е.Е. Стааля граф А.К. Бенкендорф привез из России только личные вещи. Пообщавшись с коллегой лично, в ноябре 1902 г. он писал жене: «Стааль очарователен, но ему не достает проницательности… он говорит о политике, как Дарвин говорит о науке, настолько доступно, что даже дети могут его понять»3.
2. Архив внешней политики Российской империи (далее – АВПРИ). Ф. 340. Оп. 588. Д. 1. Л. 57–58.

3. Цит. по: Soroka M. Britain, Russia and the Road to the First World War. The Fateful Embassy of Count Aleksander Benkendorff (1903–16). Farnham, 2011. P. 38.
9 Штат служащих при Стаале был небольшим: советник, первый секретарь и два вторых секретаря. Егор Егорович очень внимательно относился к нуждам и здоровью своих сотрудников, заботился об их карьерном росте, но был требователен в выполнении служебного долга. Его доброжелательность высоко ценили коллеги, со многими из которых – Н.К. Гирсом, А.Е. Влангали, А.К. Базили, Д.А. Капнистом, Н.П. Шишкиным, графом В.Н. Ламздорфом – он дружил долгие годы, о чем свидетельствует сохранившаяся переписка. Хотя, отойдя от дел летом 1897 г., Шишкин сообщал, как он счастлив, получив свободу от каждодневных трудов в здании на Мойке, и советовал коллеге отдохнуть, поскольку отставка лучше врачей поддержит здоровье, но при этом он желал Стаалю «нести знамя поколения, единственным представителем которого тот оставался»4.
4. АВПРИ. Ф. 340. Оп. 588. Д. 8. Л. 237–239, 243–244.
10 Стааль действительно являлся представителем старой гвардии МИД. Как дипломат он отличался наблюдательностью, его донесения были не только информативны, но всегда сопровождались вдумчивой трактовкой внутреннего положения страны пребывания и текущей международной ситуации. 14-летнее пребывание Стааля на берегах Темзы оказалось насыщенным множеством событий на международной арене (Японо-китайская война 1895 г., Ближневосточный кризис 1895–1897 гг., Англо-бурская война 1899–1902 гг., Дальневосточная экспансия России 1898–1905 гг.), и крайне важной для МИД была позиция Лондона, о которой информировал Стааль. В эти годы он участвовал в переговорах по урегулированию двусторонних отношений: после событий на реке Кушке в 1885 г., о разграничении на Памире в 1891–1895 гг., об определении сфер влияния России и Англии на Дальнем Востоке в 1898 г., а в 1899 г. возглавлял российскую делегацию на Первой конференции мира в Гааге.
11 На протяжении длительного времени Петербург и Лондон разделяло множество противоречий. В годовом отчете МИД за 1895 г. констатировалось: «Англия, интересы коей постоянно встречаются с нашими на Востоке, старалась противодействовать политике императорского правительства»5. Противостояние Российской и Британской империй в Центральной Азии в литературе именуется термином «Большая игра». Хронологические и географические рамки, периодизация, предпосылки и итоги этого явления породили значительную историографию с различными подходами и трактовками6.
5. Там же. Ф. 137. Оп. 475. 1895 г. Л. 75 об.

6. См. Сергеев Е.Ю. Большая игра. 1856–1907: мифы и реалии российско-британских отношений в Центральной и Восточной Азии. М., 2012.
12 Соперничество двух держав за влияние в регионе завязалось в 30-х годах XIX в. и, то обостряясь, то затихая, длилось до начала 1900-х. Главным призом, утверждал В.С. Мясников, была не Индия, «а возможность контроля над обширнейшими рынками сбыта и источниками сырья в глубинных районах Евразийского континента»7. Ставкой в этой игре оказались судьбы стран Ближнего и Дальнего Востока, Южной Азии. В борьбе России и Британии прослеживается несколько периодов.
7. Постников А.В. Схватка на «Крыше мира»: политики, разведчики, географы в борьбе за Памир в XIX веке / ред. и пред. академика В.С. Мясникова. М., 2005. С. 5.
13 Г.В. Чичерин, одним из первых в советской историографии обратившийся к этой проблеме, различал два периода. Первый, начавшийся продвижением России в Средней Азии от Оренбургской и Сибирской кордонных линий, завершился взятием Ташкента и Самарканда; второй – после занятия Красноводска в 1869 г., вызвав озабоченность англичан, стимулировал разжигание пропаганды об «угрозе Индии», хотя в Петербурге не помышляли об этом, но старались сохранять с Лондоном лояльные отношения.
14 Предложенную периодизацию, очевидно, следует дополнить, поскольку стычка у реки Кушки в 1885 г. и последовавшие затем англо-русские переговоры стали отдельным периодом соперничества, а ее кульминацией – разграничение на Памире. Военно-топографические изыскания и дипломатические переговоры вылились в Памирское соглашение 1895 г., завершившее размежевание сфер влияния России, Англии, Афганистана и Китая в этой стратегической точке, а пограничная линия Российской империи здесь была окончательно установлена.
15 Автор статьи, не вдаваясь в перипетии так называемой «Большой игры», ставила задачу выявить позицию российской дипломатии и основные приемы профессиональной деятельности Стааля в ходе переговоров по афганскому разграничению 1884–1885 гг. и в роли главы делегации России на Первой конференции мира 1899 г. в Гааге.
16 В условиях, когда жупел «русской угрозы» зачастую доминировал в правительственных кругах и общественном мнении «владычицы морей», роль посла в создании благоприятного имиджа державы, которую он представлял, в сглаживании напряженности являлась существенной. Особое значение личностный фактор приобретал в кризисные моменты. Предшественники Е.Е. Стааля служили в Лондоне сравнительно недолго: граф П.А. Шувалов в 1874–1879 гг., князь А.Б. Лобанов-Ростовский в 1879–1882 гг., барон А.П. Моренгейм в 1882–1884 гг. Стааль же благодаря длительности пребывания на посту имел возможность глубоко вникнуть в местные реалии.
17 Дипломатию, по мнению Егора Егоровича, должны отличать «баланс интересов, уважение к договорам, верность данному слову». Он «испытывал ностальгию по простым и прямым отношениям между государствами и людьми», хотя не считал себя «закоренелым ретроградом»8. Его образ мыслей и добросовестность в делах импонировали Александру III. Перед смертью монарх посоветовал наследнику (будущему императору Николаю II), учитывая состояние здоровья министра иностранных дел Н.К. Гирса, назначить на этот пост Е.Е. Стааля, но тот, сославшись на преклонный возраст, отклонил предложение9.
8. АВПРИ. Ф. 340. Оп. 870. Д. 12. Л. 2, 4.

9. Там же. Оп. 588. Д. 8. Л. 128–130.
18 Годы пребывания в Лондоне выработали у дипломата убежденность в преимуществе и для России, и для Англии отказа от политики недоверия, он призывал стремиться к большему взаимопониманию10. В Лондоне такой подход высоко ценили. Когда в 1895 г. вставший во главе российского МИД А.Б. Лобанов-Ростовский задумал перевести Е.Е. Стааля в Вену, назначив на его место посла в Константинополе А.И. Нелидова, королева Виктория в личном письме Николаю II просила оставить старого посла в английской столице. Причины такого отношения, думается, убедительно объясняет оценка одного из современников, близко знавшего Стааля: «Это был необыкновенно любезный и непритязательный человек, весь как будто проникнутый желанием всех обворожить своей умной ласковостью… он прекрасно успевал в своей задаче – устранять все шероховатости между обеими странами, нисколько в то же время не жертвуя русскими интересами. Сглаживать как можно более личные отношения в дипломатии значит очень много, а этим умением г-н Стааль обладал в совершенстве»11.
10. Rosen R. Forty years of diplomacy. New York, 1922. P. 103.

11. Головин К. Мои воспоминания. Т. II (1881–1894). СПб., 1910. С. 92–93.
19 На посту в Лондоне Стааль руководствовался двумя подробными инструкциями от 8 (20) июня и 6 (18) июля 1884 г., которыми его снабдил Гирс. В первой содержались экспозе отношений с Англией и принципов политики России, а во второй – излагалась предыстория русско-английских переговоров с 1869 г., подробная информация о которых содержалась в архивах вверяемого ему посольства12.
12. Correspondance diplomatique… Т. 1. № 1. P. 25–34; № 8. Р. 42–50.
20 Из нее следовало, что в основе договоренностей, инициированных Лондоном в начале 1869 г., лежала идея создать между владениями двух государств буферную зону. Петербург не согласился с определением ее границ, хотя принял замысел в общем виде. Канцлер А.М. Горчаков предложил считать Афганистан нейтральной зоной, тогда как британский министр иностранных дел Дж.В. Кларендон настаивал на ее расширении на север за счет независимых ханств Южного Туркестана13. Дело осложнялось тем, что точно не были определены границы самого Афганистана. По образному выражению английского разведчика и историка П. Хопкирка, «тогда граница была всего лишь неопределенной линией на еще более сомнительной карте»14. Вопрос остался открытым, а осенью 1869 г. стороны условились: считать пределами Афганистана владения эмира Шер-Али хана; побудить его не распространять их; не допускать эмира Бухарского нарушать афганскую территорию. Северная граница Афганистана должна была также служить линией разграничения сфер влияния России и Англии.
13. Афганское разграничение. Переговоры между Россией и Великобританией 1872–1885 гг. Ч. I–II. СПб., 1886. Ч. I. С. 3–4.

14. Хопкирк П. Большая игра против России: азиатский синдром. М., 2004. С. 414.
21 В январе 1872 г. в Лондон направили П.А. Шувалова с посланием Александра II, пообещавшего не включать Хиву в состав Российской империи и договориться о северной границе Афганистана. Свои представления об этих границах английское правительство изложило в ноте министра иностранных дел графа Дж. Гренвилла на имя посла в Петербурге лорда О. Лофтуса 5 (17) октября: Бадахшан с округом Вахан от озера Сарыкуль на востоке до слияния Кокчи с Оксусом (Аму-Дарьёй) образуют северную границу; левый берег Оксуса ниже Ходжа-Салеха не принадлежит эмиру; западная граница считается хорошо известной15. Хотя, по сведениям, собранным Туркестанским генерал-губернатором К.П. Кауфманом, Бадахшан и Вахан не принадлежат эмиру, Петербург решил уступить, в расчете на обязательство Лондона удерживать эмира от завоеваний.
15. Correspondance diplomatique… Т. 1. № 8. Р. 43.
22 Длительный обмен мнениями привел к заключению соглашения 1873 г. Его особенностью, по оценке историка Г.А. Хидоятова, являлось отсутствие специального документа, подписанного обеими сторонами, – имелись лишь тексты официальных депеш, которыми кабинеты обменялись в ходе переговоров, что давало простор для различных толкований16. «Соглашение 1873 г., в достаточной мере неопределенное и свидетельствовавшее о плохом знании географии, по словам Чичерина, развязало руки царизму в Туркестане». Продвигаясь и останавливаясь вовремя, Россия сумела в 1870–1880-е годы «завершить округление своих среднеазиатских владений, избегнув столкновения с Англией»17.
16. См. Хидоятов Г.А. Из истории англо-русских отношений в Средней Азии. Ташкент, 1969. С. 88–89.

17. Чичерин Г.В. Россия и азиатские народы // Статьи и речи по вопросам международной политики. М., 1961. С. 93–95.
23 После покорения Хивы (1873 г.) и вхождения Кокандского ханства в состав России (1876 г.) Англия вторглась в Афганистан (1878 г.). Петербург принял ответные меры – в мае 1881 г. был занят Ахалтекинский оазис и подписана конвенция с Персией, по которой ее северной границей признавалась река Атрек, а шах отказывался от вмешательства в дела туркмен Мерва и Теджена. Успехи русского оружия побудили Лондон в 1882 г. вступить в переговоры с Петербургом о границе между Персией и Туркестаном, чтобы избежать соприкосновения владений России и Афганистана. Послу в Лондоне Лобанову-Ростовскому поручалось заявить, что определение границ России и Персии касается только этих стран, а разграничение между Россией и Афганистаном сводится к определению черты между Ходжа-Салехом и Серахсом18. Такая позиция оказалась неприемлемой для Англии, и обмен мнениями прекратился.
18. Афганское разграничение. Ч. I. С. 10–20.
24 После присоединения Мерва к России (январь 1884 г.) Лондон в специальной ноте упрекнул Петербург в нарушении принятых обязательств и просил сформулировать предложения, чтобы предупредить возможные осложнения19. В ответ, подчеркнув отсутствие обязательств не посылать войска в Мерв, Гирс согласился возобновить прерванные в 1882 г. переговоры. Форин офис предложил для определения пограничной черты создать смешанную комиссию, включив в нее делегата от Афганистана, но МИД допускал его присутствие лишь как эксперта. Комиссарам от двух правительств предстояло съехаться к концу октября 1884 г. в Серахсе на правом берегу Герируда (т.е. в пределах Персии) и начать разграничение до зимы.
19. Там же. Ч. II. № 2.
25 В таком положении находились дела, когда Стааль прибыл в Лондон. Главный тезис инструкций от 8 (20) июня 1884 г. – Александр III был убежден, что две империи могут мирно жить в Азии, каждая в своей сфере влияния – определял характер деятельности посла. Поэтому основная задача Стааля заключалась в поддержании и развитии лояльных отношений с Англией.
26 Между тем англичане от имени Абдуррахман-хана предъявили претензии на оазис Пенде, позволявший контролировать путь из Герата в Мерв. Пользуясь тем, что пограничная черта по Оксусу не была установлена соглашением 1873 г., эмир, подстрекаемый Лондоном, в июне 1884 г. приказал занять оазис. Это вызвало спор об исходной точке разграничения: в Петербурге считали, что ею должен стать Ходжа-Салех, а в Лондоне – пункт на Герируде20. МИД согласился с приоритетностью установить границу между реками Герируд и Мургаб, но отметил, что английская демаркационная черта разделяла земли, населенные племенем туркмен-сарыков с подчинением одной части Афганистану21. Кроме того, отсутствовала ясность формулировок, что допускало разнообразные толкования. В российском МИД задачу комиссаров видели только в съемке и описании местности, после предварительной договоренности между правительствами относительно зоны разграничения. Форин офис возлагал на комиссаров подготовку проекта соглашения, по которому оазис Пенде (лежащий между реками Мургаб и Кушкой и примыкающий к северной границе Афганистана) включался в его состав. Предложение Петербурга об установлении нейтральной зоны Лондон отверг.
20. См. Хидоятов Г.А. Указ. соч. С. 103–107.

21. Афганское разграничение. Ч. II. № 19.
27 Разрешение туркменам-сарыкам переселиться на правый берег Герируда у Старого Серахса и отправка туда двух казачьих сотен летом 1884 г. изменили положение дел22. Петербург предложил отложить заседания комиссии до января 1885 г. и, поскольку Лондон отказался сократить численность военного конвоя (превышавшего 1 тыс. человек), назначенного в распоряжение комиссара, снабдил своего равным по численности, но отказал англичанам в проходе по правому берегу Герируда. Слухи о военных приготовлениях афганцев, поощряемых приближением английского конвоя, заставили Петербург в начале октября 1884 г. занять Пули-Хатун на правом берегу Герируда (южнее Серахса, но далеко от границы с Афганистаном), предписав генерал-лейтенанту А.В. Комарову тщательно избегать вооруженного столкновения с афганцами. Было решено установить русские посты от пункта на Герируде до пункта на Мургабе и усилить состав войск Закаспийской области.
22. Correspondance diplomatique… Т. 1. № 8. P. 50.
28 Переговоры «зависли», и в конце октября Стааль сожалел, что его усилия не могут изменить неопределенную ситуацию, чреватую, по его мнению, серьезными осложнениями23. Согласие договориться о зоне разграничения англичане оговорили уловкой – предварительно посоветоваться с эмиром, что Петербург отверг. Проект зоны разграничения, основанный на имеющихся данных и картах, хотя неполных и неточных, препроводили послу в Петербурге (с 1879 г.) Э. Торнтону. В ответе, переданном через Стааля, выражалась готовность принять северную границу зоны, но нежелание заранее определять южную, что означало отказ от равносильных гарантий24.
23. Ibid. № 49. P. 164.

24. Афганское разграничение. Ч. II. № 43, 45.
29 Особое совещание по этому вопросу 24 декабря 1884 г. (5 января 1885 г.) постановило предложить Англии согласовать разграничительную черту сфер влияния двух держав, которую комиссары провели бы на месте. При этом сочли возможным отодвинуть границу, начинавшуюся на Герируде, на север южнее Зульфагара вдоль цепи холмов, окаймлявших правый берег реки Кушки, и завершить у Ходжа-Салеха на Оксусе. Тогда оазис Пенде оставался за Россией, а расстояние до Герата составляло 120 верст. Заключение совещания 16 (28) января 1885 г. переслали Стаалю для передачи Гренвиллу25.
25. Там же. № 46.
30 Тем временем отряд, отправленный для занятия Зульфагара, прибыл туда в январе 1885 г. Это обеспокоило англичан, и 8 (20) февраля Торнтон передал в российский МИД записку с настоятельным предложением приостановить движение русских во избежание «столкновений и весьма серьезных последствий». В ответ Гирс напомнил, что афганцы, вопреки соглашению 1873 г., заняли страну, никогда им не принадлежавшую, тогда как русские не выходили за пределы туркменских степей.
31 14 (26) февраля 1885 г. Стааль направил в МИД записку с размышлениями о возможных вариантах хода переговоров26. Он считал маловероятным, что движимый своими традиционными предубеждениями Сент-Джеймский кабинет просто примет предложения России о линии афганской границы, хотя это было бы наилучшим вариантом, учитывавшим не только русские, но и британские интересы. Другая гипотеза – правительство отклонит русские предложения, сославшись на комиссию или неприемлемость линии, что даст лишь видимость пользы для России. Но это, по крайней мере, полагал он, «не приведет к немедленной коллизии с Афганистаном» и «не посеет зерна более глубоких пертурбаций, способных привести к глобальным осложнениям, последствия которых непредсказуемы». Стааль считал английских министров достаточно осторожными, чтобы так рисковать. Наконец, третий вариант – Лондон примет одни предложения, отклонив другие, поскольку считает Пенде частью афганских владений. Посол убежден, что в этом случае Петербургу следует «со всей твердостью отстаивать свои предложения». В отправленном в тот же день личном письме Егор Егорович отмечал затруднительность своего положения в настоящий момент, но тем не менее был уверен: «Следует придерживаться твердых позиций, но в мягких перчатках, чтобы не допустить открытой ссоры»27.
26. Correspondance diplomatique… Т. 1. № 19. P. 158–160.

27. Ibid. № 21. P. 102.
32 Предвидения дипломата оправдались: в ноте 1 (13) марта Лондон отказался принять означенную черту, предложив оставить оазис Пенде за Афганистаном, а комиссарам предоставить полную свободу действий на месте. 15 (27) марта послу поручили передать возражения Петербурга, считавшего неудобным разделять племя сарыков при таком варианте разграничения28. Поскольку Гренвилл счел предложение неприемлемым, Стаалю предписали предложить новую зону разграничения, чтобы уменьшить поводы к разногласиям29, но переговоры были прерваны Лондоном. В МИД больше всего опасались конфликта с Англией. Гирс в эти мартовские дни с тревогой писал Стаалю: «Надо избежать войны»; «мы на грани войны»30.
28. Афганское разграничение. Ч. II. № 63.

29. Там же. № 71.

30. АВПРИ. Ф. 340. Оп. 588. Д. 4. Л. 17–18, 19–20.
33 Когда в Петербурге стало известно, что по линии от Зульфагара до Даш-Кёпри установлены русские посты, переговоры решили возобновить, сохраняя до их окончания status quo в спорных местах. Вместе с тем Торнтона предупредили, что, хотя начальникам русских отрядов приказано не переходить занятую линию, это правило не будет соблюдаться в случае наступления афганцев или возникновения беспорядков в Пенде. Комарову же приказали: если пендинские сарыки изгонят афганцев и позовут русских, занять эту местность для предупреждения кровопролития, но самим в акции не участвовать.
34 Лондон между тем нагнетал напряженность: в прессе была развязана антирусская кампания, отражавшая негодование общественного мнения. Стааль сообщал о выходках английских газет, о резких высказываниях в адрес Гирса на публичных лекциях, о требованиях осадить Россию. 15 (27) марта королева Виктория обратилась к парламенту с посланием о созыве резервистов и было вотировано предложение открыть правительству чрезвычайный кредит в 11,5 млн фт. на вооружения ввиду возможности неблагоприятного исхода переговоров31. На другой день в новой записке Торнтона излагался английский взгляд по поводу «слухов и неразумных угроз, недостойных двух сильных наций», и выражалась надежда на почетное для России, эмира и Англии соглашение. 18 (30) марта Петербург подтвердил намерение соблюдать права Лондона и эмира в расчете, что и «Англия будет с тем же уважением относиться к правам России», а оба правительства смогут устранить все, что мешает удовлетворительному разрешению вопроса32. Тем не менее русские войска на юге Закаспийской области усилили.
31. Correspondance diplomatique… Т. 1. № 65. P. 201.

32. Афганское разграничение. Ч. II. № 65, 66.
35 Отряд Комарова 15 (27) марта занял Ак-Тепе близ впадения Кушки в Мургаб. Афганцы перешли Мургаб и Кушку, встав на левом, т.е. русском, берегу с отрядом кавалерии, частью пехоты и восемью орудиями, а три дня спустя охватили с обоих флангов передовую линию русских постов. Категорическое требование Комарова, переданное день спустя через парламентера, убрать афганские посты остались втуне, а выдвинутые на другой день войска были встречены ружейным и артиллерийским огнем. В ходе боя 18 (30) марта афганцы были рассеяны, а английские офицеры, не принимавшие в нем участия, но руководившие им под рукой, спешно ретировались. Генерал-лейтенант М.А. Терентьев, не только активно участвовавший в освоении Туркестана, но и имевший возможность позже изучать соответствующие документы в архивах, более красочно, чем официальный документ, описал эту сцену: «Когда все это растрепанное залпами афганское воинство бросилось наутек, проклиная англичан», их капитан прислал к Комарову «просить конвоя для охраны его от “братьев-афганˮ, но, не дождавшись казаков, ускакал, потеряв свой шлем пробковый… Так, все английские затеи и рассыпались прахом!»33.
33. Терентьев М.А. История завоевания Средней Азии: в 3-х т. М., 2018. Т. 1. С. 277.
36 Сергеев уделил этому острому кризису в англо-русских отношениях всего четыре страницы34, однозначно заняв проанглийскую точку зрения. Гораздо адекватнее в оценках Н.Н. Лисицына, которая констатирует, что «пендинский кризис отчетливо выявил провокационность действий английской стороны. Целями и задачами последней было обеспечение наиболее выгодных позиций по всему спектру геостратегических, политических и экономических интересов империи на среднеазиатском театре»35.
34. См. Сергеев Е.Ю. Указ. соч. С. 180–184.

35. Лисицына Н.Н. Закаспийский край в англо-русских отношениях (1880-е – 1907 г.): автореф. дис. … канд. ист. наук. М., 2006. С. 25.
37 Гирс писал Стаалю, что «в деле Кушки мы белы, как снег», и «мы не можем отступить, а Комаров исполнил свой долг». Вместе с тем он с удовлетворением констатировал: «Можем себя поздравить – мы избежали войны»36. Александр III одобрил действия храброго генерала, которому за Кушку была пожалована шпага, украшенная бриллиантами. Стороны договорились приостановить военные действия на спорной территории, поскольку сведения о положении дел там доходили до Лондона на четвертый день, а до Петербурга лишь на восьмой, а до тех пор оазис Пенде признали нейтральной территорией, от вступления на которую обязаны воздерживаться и русские, и афганцы.
36. АВПРИ. Ф. 340. Оп. 588. Д. 4. Л. 24–25.
38 Полагая нежелательным длительный перерыв в переговорах, Стааль по собственной инициативе решил их возобновить37. Он понимал, какую ответственность берет на себя, вступая в них без формального одобрения и сформулированных императорским кабинетом предложений. Но оправданием служила, по его мнению, острая фаза кризиса, вызванная событиями у Ак-Тепе: «я чувствую, что каждый потерянный час отдаляет возможность мирного исхода». Поэтому на свой страх и риск дипломат делает предложения от своего имени и надеется, таким образом, «подготовить почву для дискуссии к тому моменту, когда снизится накал политических страстей, что позволит возобновить официальные переговоры». Он полагал, что следовало предварительно отозвать русские отряды со спорной территории и пообещать совместно проверить факты, приведшие к конфликту у Кушки.
37. Correspondance diplomatique… Т. 1. № 58. P. 196–199.
39 Депеша с изложением инициатив посла вызвала лишь частичное одобрение Александра III, написавшего на ней: «Я прекрасно понимаю его страстное желание сделать все возможное, чтобы найти выход из ситуации… и в этом смысле считаю демарш оправданным, за исключением предложения отозвать войска»38. В Форин офис сомневались в достоверности русских сведений об инциденте и предложили передать вопрос на обсуждение главе третьей державы, например Германии, с чем Александр III категорически не согласился. По мнению Гирса, также следовало «исчерпать конфликт без арбитража»39. Стаалю поручили заявить, что русский император признает себя единственным судьей в вопросе о соответствии действий генерала Комарова данным ему приказаниям, поэтому вопрос следует свести к недоразумению40.
38. Ibid. № 76. P. 207–208.

39. АВПРИ. Ф. 340. Оп. 588. Д. 4. Л. 28–29.

40. Афганское разграничение. Ч. II. № 82, 89, 96, 102.
40 В ходе бесед с английскими дипломатами Стааль выяснил, что самым существенным условием соглашения они считали обеспечение за афганским эмиром Зульфагара на Герируде, и в случае согласия России эмир готов отказаться от оазиса Пенде. Петербург признал возможным такой вариант. Придав соглашению форму конвенции, Лондон передал Стаалю проект пограничной черты41. Однако в МИД его не одобрили до предварительного уточнения черты на месте и решения спорного вопроса о захвате Шугнана и Рошана, для чего туда следовало направить новую пограничную комиссию.
41. Там же. № 110, 112, 118.
41 Разногласия между кабинетами касались трех пунктов: более точного определения понятия Зульфагарского ущелья (прохода); пункта пересечения границей Мургаба; направление границы между Мургабом и Оксусом. Два последних пункта удалось быстро согласовать, но по первому возникли недоразумения. Согласившись в принципе уступить афганцам Зульфагар, в Петербурге полагали, что название относится лишь к части долины Герируда, где с января 1885 г. стоял русский пост. В Лондоне на основании более подробных съемок местности английскими офицерами и имевшихся карт понимали под этим названием ущелье, тянущееся параллельно правому берегу Герируда, открывавшее доступ к долине реки из южной Туркмении. Петербург был готов признать за афганцами права только на западную часть ущелья42.
42. Там же. № 128.
42 После смены кабинета в Лондоне место Дж. Гренвилла занял Р. Солсбери, заявивший Е.Е. Стаалю, что его предшественник обнадежил эмира уступкой всего ущелья, поэтому правительство королевы вынуждено настаивать на своем. Петербург не согласился на такой вариант. Но после съемки местности офицерами Кавказского округа уступил при условии сохранения восточных выходов из него за Россией. Стааля снабдили соответствующей инструкцией43, и дальнейшие переговоры касались только технических вопросов. 29 августа (10 сентября) 1885 г. обменом нот завершилось соглашение о разграничении афганских владений44.
43. Там же. № 146, 147.

44. Сборник договоров России с другими государствами. 1856–1917. № 37. М., 1952. С. 264–266.
43 Спустя 10 лет, оценивая намерение Лондона пригласить афганского эмира, чтобы поднять свой престиж на Востоке, Стааль писал 17 (29) мая 1895 г. Лобанову: «Постоянно надвигающиеся границы могущественной Российской империи, стихийное движение вперед наших пионеров не способствовали этому престижу, на котором, в конце концов, зиждется британское могущество в Индии»45. Вместе с тем дипломат оставался приверженцем идеи англо-русского сотрудничества. В письме Лобанову 28 декабря 1894 г. (9 января 1895 г.) он выражал мнение о необходимости «приступить к оформлению благоприятных результатов, достигнутых последними переговорами, имевшими целью разграничение обоюдных сфер влияния. Дружеский исход переговоров и установление в принципе главных условий сделки проложит путь к практическому осуществлению соглашения с этой державой»46.
45. АВП РИ. Ф. 133. Оп. 470. 1895 г. Д. 69. Л. 71.

46. Там же. Л. 2–3 об.
44 За свои труды Стааль удостоился высочайшей благодарности, а 10 лет спустя получил бриллиантовые знаки ордена Св. Александра Невского после подписания соглашения о разграничении на Памире. Важное значение этого акта подчеркивалось в отчете МИД за 1895 г.: «На Памире происходило разграничение, продвинувшее сферу нашего влияния на расстояние нескольких десятков верст к Гиндукушу»47. В ходе этих переговоров Стааль предложил использовать механизм смешанной комиссии по аналогии с афганским разграничением. Склонность дипломата к поиску компромиссных решений проявилась и при обсуждении инициированной в 1898 г. Лондоном попытки заключить общее соглашение с Россией по комплексу спорных вопросов. Стааль приветствовал такую перспективу, но по решению Николая II дело свелось к разграничению сфер железнодорожного влияния на Дальнем Востоке.
47. Там же. Ф. 137. Оп. 475. 1895 г. Л. 140.
45 Лебединой песнью в карьере патриарха российской дипломатии стала Первая конференция мира 1899 г. в Гааге48. Публикацию циркуляра 12 (24) августа с предложением державам собраться на конференцию для обсуждения возможности положить предел непрерывным вооружениям посол в Лондоне приветствовал, как и циркуляр 30 декабря 1898 г. (11 января 1899 г.) с программой конференции. Но он никак не ожидал, что МИД предложит ему возглавить российскую делегацию. Стааль, который, по его словам, «не ищет ни пальмовых ветвей, ни лавров», сомневался, что сможет успешно вести дело из-за преклонного возраста, отсутствия опыта участия в таких мероприятиях и необходимости быть в Лондоне, пока шли переговоры по дальневосточным делам.
48. См. Рыбачёнок И.С. Россия и Первая конференция мира 1899 года в Гааге. М., 2005.
46 Однако министр иностранных дел В.Н. Ламздорф убедил многоопытного коллегу взвалить на себя эту нелегкую ношу49, а Николай II в категорической форме распорядился назначить именно Стааля. Тогда по его просьбе в состав делегации, кроме известного профессора права Ф.Ф. Мартенса, включили хорошо знакомого Егору Егоровичу сотрудника министерства юстиции В.М. Гессена как секретаря для справок по юридическим вопросам. Идеализируя ситуацию, Мартенс полагал, что на конференции все министерства вместе будут представлять «единое русское правительство». Но поскольку такового не существовало, делегатам от военного, морского и финансового ведомств предстояло снимать разногласия, сносясь с руководством в Петербурге, а последнее слово оставалось за царем. Хотя в МИД пытались придать цельность позиции России, все проблемы на месте предстояло решать Стаалю.
49. Государственный архив Российской Федерации (далее – ГА РФ). Ф. 568. Оп. 1. Д. 779. Л. 103 об., 107, 113–114.
47 Прибыв в Петербург, старый дипломат признался Мартенсу в затруднительности своего положения: он плохо слышал и даже опасался, что «вернется из Гааги ногами вперед»50. Вести прения на такой международной конференции ему предстояло впервые, и он попросил Мартенса написать для него две речи. Скромный Егор Егорович явно недооценивал свой огромный профессиональный и человеческий опыт. Однако это отмечено в рескрипте Николая II, где говорилось, что в течение 15 лет Стааль «успешно содействовал упрочению дружественных отношений между Россией и Великобританией и мирному разрешению возникавших политических вопросов», а «верное понимание истинных интересов России, наряду с высокими личными качествами, снискало ему всеобщее уважение». Это побудило возложить на патриарха дипломатии ответственную миссию, выполнение которой поспособствует решению задачи «близкой сердцу императора»51.
50. АВПРИ. Ф. 340. Оп. 787. Д. 5. Л. 33.

51. Правительственный вестник. 1899. № 86.
48 Инструкции предписывали главе делегации сообразовываться с позициями военного, морского и финансового ведомств, имея в виду, что сохранение нынешних численности вооруженных сил и видов вооружения на пять лет станет успехом. Полностью в его компетенции оставались вопросы третейского суда, посредничества и добрых услуг, международных следственных комиссий. Стаалю следовало добиться, чтобы разногласия на конференции не могли вредно отразиться на ее исходе.
49 Заседания конференции происходили в Лесном доме – дворце, построенном в 1647 г. 110 делегатов в порядке алфавита держав заняли места в высокой и светлой Оранской зале. Перед окнами в полукруге большого подковообразного стола разместился маленький прямоугольный – для секретарей. 6 (18) мая в два часа пополудни нидерландский министр иностранных дел В. Бофор открыл заседание. Стааля как представителя державы – инициатора конференции избрали ее президентом. Егор Егорович очень волновался – его руки и голос заметно дрожали, но он произнес собственную речь, а не заготовленный Мартенсом проект. Неоднократно прерывавшие ее общие рукоплескания свидетельствовали о хорошем впечатлении.
50 На открытии конференции присутствовали журналисты разных стран, но все дальнейшие прения постановили сохранять в тайне. На 8 (20) мая назначили следующее пленарное заседание для распределения делегатов по комиссиям. Организационная работа происходила на дому у Стааля, где собирались первые уполномоченные от держав. Сообщая об этом в МИД, Егор Егорович подчеркнул полезность таких предварительных обменов мнениями, чтобы «в спокойной частной беседе выяснялись различные взгляды и по возможности предотвращались опасные для правильного хода занятий конференции резкие столкновения между представителями держав»52.
52. АВПРИ. Ф.133. Оп. 470. 1899 г. Д. 62. Т. 1. Л. 7.
51 В дальнейшем Стааль регулярно информировал центр о ходе работы. 7 (19) мая на совещании у Стааля решили сосредоточить прения по вопросам программы конференции в трех комиссиях, а общему собранию предоставить обсуждать и утверждать подготовленные проекты. I комиссия (с двумя подкомиссиями) дебатировала соглашение о сохранении на известный срок нынешнего состава сухопутных и морских вооруженных сил, военных бюджетов, а также возможность их сокращения в будущем. II комиссия (также с двумя подкомиссиями) изучала применение к морским войнам начал Женевской конвенции 1864 г. и пересматривала декларацию о законах и обычаях войны, выработанную на конференции 1874 г. в Брюсселе. Наконец, на долю III комиссии оставался вопрос о мирных способах разрешения международных споров. Члены комиссий назначались по усмотрению глав делегаций из числа ее участников, причем первый и второй делегаты от каждого государства могли работать во всех трех комиссиях, а технические и научные – только в тех, в которых состояли, а также в пленарных заседаниях.
52 Кроме организационных дел, на этом заседании по инициативе нидерландского делегата затронули проблему неприкосновенности частной собственности на море во время войны. Поскольку в Главном морском штабе России признали обсуждение этого вопроса «в высшей степени вредным для России», его не включили в окончательную программу. К тому же стало известно о противодействии Англии, Франции и Италии его постановке. Поэтому при первой атаке Стаалю даже не пришлось ввязываться в бой – его принял на себя итальянский уполномоченный.
53 На пленарном заседании 8 (20) мая Стааль обозначил в общих чертах задачи конференции. Вновь это был его собственный текст, а не заготовка Мартенса. Последний остался недоволен, так как семь восьмых речи касались арбитража и лишь одна восьмая – разоружения. Такой перенос акцентов выглядел как отказ России от исходного замысла, полагал Мартенс, ранее утверждавший, что только арбитраж «вытянет» конференцию.
54 После длительных споров главы делегаций держав на совещании 11 (23) мая согласовали состав трех комиссий и назначили их председателей и вице-председателей. По словам Стааля, это потребовалось, «чтобы, без ущерба для дела, было по возможности удовлетворено национальное и личное самолюбие делегатов различных государств, – вопрос, который, несмотря на всю его мелочность, мог иметь немалое влияние на ход его прений»53. Как видим, выдержка и мудрость опытного дипломата сразу оказались востребованными. В тот же день на третьем пленарном заседании решение единогласно одобрили. Кроме того, постановили давать прессе лишь краткие сообщения о работе комиссий с разрешения председателя, что вызвало острую дискуссию. Сообщая об этих перипетиях в Петербург, Стааль отметил, что, несмотря на меры, принятые к сохранению тайны, его вступительная речь была напечатана в местных газетах. По мнению дипломата, это не имело серьезного значения, а в «утечке», вероятно, повинны американские журналисты.
53. Там же. Л. 39–39 об.
55 На обсуждении вопроса о неприкосновенности частной собственности на море настаивала Германия, которая, по мнению Стааля, извлекла бы из его положительного решения наибольшую выгоду, поскольку имела большой торговый флот, особенно на Балтике, и сравнительно меньший военный. России, не имевшей значительного торгового флота, это было невыгодно, особенно в случае войны с Германией. Поэтому Стааль воспротивился дебатированию этого вопроса и 7 (19) мая телеграфом запросил дополнительных инструкций МИД. Он направил в министерство две записки, изложив возможные варианты действий в зависимости от обстоятельств. В первой Егор Егорович сформулировал положения, которые хотел озвучить на заседании при формальной постановке вопроса. Во второй – изложил аргументы, которые намеревался использовать в приватных беседах с делегатами великих держав, чтобы доказать недопустимость признавать неприкосновенность частной собственности на море.
56 В первом документе отказ обсуждать вопрос мотивировался одним из принципов, положенных Россией в основу всего замысла, – обязательность успеха конференции. Важнейшее условие для этого, полагал Стааль, точно определить содержание и цель занятий делегатов. «Только в том случае, когда правительства, приглашенные на конференцию, знают наперед, в чем будет заключаться объект их рассуждения, они могут подготовить материалы, необходимые для зрелого решения, – утверждал он, – равно как снабдить своих уполномоченных точными инструкциями. Соглашение между государствами возможно только в том случае, когда дебаты протекают в определенных границах и касаются определенных вопросов».
57 Поскольку программу конференции державы приняли без изменений и дополнений, она и должна служить единственным основанием для работы. При этом Стааль ссылался на решение, принятое на втором пленарном заседании. «Ничто не может в такой степени повредить ее успеху, – писал он, – как неожиданное появление новых проектов и требований, способных внести смущение в ее среду, нарушить правильное течение ее занятий. Желание чрезмерных успехов нередко является наилучшим средством к тому, чтобы сделать невозможными какие бы то ни было успехи вообще».
58 Поэтому, если представитель какой-либо державы официально поставит вопрос, Стааль заявит, что русские делегаты, не имея соответствующих инструкций, «будут лишены возможности присоединиться к какому бы то ни было решению по означенному вопросу, не предусмотренному принятой конференцией программой»54. Эта строго формальная позиция позволяла избежать нежелательных дебатов и в дальнейшем не раз использовалась, кстати сказать, не только русскими делегатами.
54. Там же. Л. 107–108 об.
59 Во второй записке Егор Егорович изложил возражения по сути проблемы. Основной его аргумент касался различия между войной на суше и на море. Поскольку война является мерой международного принуждения, то отказ признать неприкосновенность частной собственности на море Стааль вполне обоснованно рассматривал как такое средство. Если в войне на суше есть более действенные средства, например верховное право собственности над занятой территорией, то в морской войне почти единственным средством принуждения (кроме блокады портов) неприятеля является разорение его морской торговли. Признание неприкосновенности частной собственности на море, утверждал дипломат, обессилит морскую войну и сделает ее невозможной, а это «изменит существенным образом установившееся соотношение военных сил государств: обезоружит одни и увеличит силу сопротивления других»55. Между тем в задачу конференции входило изыскание средств, в равной степени приемлемых для всех государств.
55. Там же. Л. 110–112.
60 Именно в этом тезисе – по возможности сохранить («заморозить») пока еще достаточно выгодное для России соотношение сил, сложившееся на международной арене, – и состояла суть замысла Петербурга при организации конференции, а все остальное служило лишь средством его реализации. Обе записки Стааля Николай II одобрил. На первой его резолюция гласила: «Совершенно верно», на второй – «Справедливо». Этими указаниями и руководствовался глава русской делегации при следующей попытке возбудить спорный вопрос в заседании 2-й подкомиссии II комиссии, пересматривавшей статьи Брюссельской конвенции, в которых речь шла о неприкосновенности частной собственности на суше. Хотя и на этот раз ему удалось воспрепятствовать обсуждению проблемы, он не сомневался, что позже ее вновь поставят.
61 Успешный пересмотр Брюссельской конвенции, по оценке Стааля, явился первым положительным результатом трудов конференции. 8 (20) июня в общем заседании II комиссии проект декларации о законах и обычаях сухопутной войны приняли в первом чтении с редакционными изменениями. По предложению главы делегации Бельгии О. Беернара в проект внесли семь новых статей. Стааль согласился принять их, хотя они не были предусмотрены инструкциями, полученными военными представителями России. Поскольку статьи «не вызывают никаких возражений с политической точки зрения» и, по его мнению, «отвечают общему духу проектируемой конвенции», дипломат на этот раз не запрашивал специальных полномочий, чтобы не тормозить ход работ.
62 На общем заседании II комиссии вновь всплыл вопрос о неприкосновенности частной собственности на море. Делегация Соединенных Штатов направила Стаалю как председателю официальное письмо, предлагая обсудить его, если конференция признает себя компетентной. Такая форма обращения не позволяла ему отказаться вынести проблему на рассмотрение II комиссии, но, опираясь на две свои записки, он намеревался в случае необходимости отстаивать изложенные в них соображения56. Однако на последнем заседании II комиссии 23 июня (5 июля) постановили изучение этой сложной задачи отложить до новой конференции, при этом делегаты Великобритании и Франции воздержались от голосования, сославшись на отсутствие инструкций. Таким образом, вопрос был снят, хотя, по мнению Стааля, в случае его постановки на голосование легко мог бы быть решен в положительном смысле.
56. Там же. Л. 524–524 об.
63 III комиссия под председательством француза Л. Буржуа провела девять заседаний. Стааль доложил в МИД, что внес в текст проекта конвенции редакционные поправки, «чтобы не возникло никаких сомнений в истинном ее значении». Кроме того, проект устава третейского суда он дополнил новым параграфом, с целью «облегчить для держав, которые пожелают прибегнуть к третейскому суду, трудный вопрос выбора судей». Чтобы избежать упреков в «самодеятельности», опытный дипломат не преминул подчеркнуть, что внесенные изменения «находятся в полном соответствии с взглядом, изложенным в высочайше утвержденной 26 апреля записке о международном третейском трибунале»57.
57. Там же. Л. 71–72.
64 11 (23) мая редакционный комитет рассматривал постатейно русский проект о добрых услугах и посредничестве, причем делегаты четко ограничили свою задачу: облегчить III комиссии ее работу, но не предрешать обсуждения и принятия решения. Камнем преткновения стала формулировка второй статьи, предусматривающей в случае серьезных несогласий или конфликта между державами обращаться к мирным способам прежде, чем к оружию. Русский проект устанавливал полную свободу государств не прибегать к посредничеству в тех случаях, когда это могло их стеснить, но обращаться к нему, если обстоятельства это допускали.
65 В комиссию представили три проекта: русский, английский и американский. Глава британской делегации Дж. Паунсфот предложил Е.Е. Стаалю принять за основу для обсуждения английский, а не русский. Несмотря на то, что, по мнению некоторых делегатов (в том числе Германии и Австро-Венгрии), русский был предпочтительнее английского, последний, по оценке Стааля, «имел много существенных недостатков» и отличался «крайней неопределенностью» редакции, Егор Егорович не настаивал на первенстве отечественного. Поясняя руководству МИД мотивы решения, он отметил, что, во-первых, английский проект «имеет немало практических достоинств, значительно облегчающих его осуществление», поскольку оставляет «широкий простор усмотрению заинтересованных государств». Во-вторых, многие положения об учреждении постоянного бюро, сформулированные в предложении Паунсфота, почти тождественны русским, и, кроме того, именно ему принадлежит приоритет в этом вопросе. Стааль подчеркнул, что в случае отказа принять за основу обсуждения английский проект вырисовывалась опасность исключительного и частного соглашения английского и американского делегатов.
66 Между тем американский проект, по оценке опытного дипломата, был крайне неудобен, потому что устанавливал избрание судей высшими судебными учреждениями государств помимо правительств. Также он предусматривал присвоение трибуналу административных функций, что создавало из него «независимое от правительства высшее международное судилище, которое легко могло бы приобрести и политический характер». Поэтому лучшим средством противодействовать протаскиванию американского варианта Стааль признал поддержку английского с условием внесения в него отдельных изменений. Для этого он вступил в приватные переговоры с Паунсфотом вне рамок конференции и выработал формулировки, с которыми тот в принципе согласился. Решили вести обсуждение на основе проекта Паунсфота, а он обязался не возражать против русских поправок. Кроме того, Стааль познакомил некоторых делегатов с записками Гессена о посредничестве и третейском трибунале.
67 Десятинедельные труды Гаагской конференции завершились 17 (29) июля. На ее торжественное закрытие собрались представители 26 государств – «ученые и политики, идеалисты и скептики, люди старых традиций и новых чаяний, люди пера и люди меча», – писал Гессен. Тихо, но внятно раздавался голос президента конференции, который говорил о росте влияния моральных идей в сфере политики, о неизбежном торжестве солидарности над рознью и международного мира над войной. «Что касается меня, – закончил Стааль, – то я подошел к пределу моей деятельности и к закату моей жизни; но я испытываю высшее наслаждение, когда я вижу открывающиеся предо мною новые горизонты человеческого блага, когда я могу устремить свои взоры в чистую лазурь грядущих времен»58.
58. Гессен В.М. О вечном мире // Журнал министерства юстиции. 1899. № 4. С. 108–109.
68 Вскоре после закрытия конференции Стааль намеревался просить об отставке, но руководство МИД и Николай II хотели, чтобы Егор Егорович оставался на посту как можно дольше59. Он подчинился, но все чаще сетовал на пошатнувшееся здоровье.
59. АВПРИ. Ф.340. Оп. 588. Д. 5. Л. 11–12.
69 Многолетние труды Е.Е. Стааля высоко оценили в отечестве – 30 августа (11 сентября) 1902 г. его удостоили высшего ордена Российской империи – Св. Андрея Первозванного. Радость старого дипломата была безмерной: в письме на следующий день он уверял Ламздорфа, что об этой высокой награде «будет помнить до последнего вздоха»60. 2 (15) октября посол вручил свои отзывные грамоты и признался, что «покидает Англию с самыми лучшими воспоминаниями», хотя силы его исчерпаны61. Уйдя отставку, он получил назначение членом Государственного Совета с правом посещать заседания по мере возможности. Однако силы его оставляли, зрение сильно ухудшилось – одно из последних писем Ламздорфу, датированное 1905 г., написано синим карандашом и не свойственными для Стааля крупными буквами. Свой век Егор Егорович доживал в Париже, где и скончался 9 (21) февраля 1907 г.
60. ГА РФ. Ф. 568. Оп. 1. Д. 779. Л. 282–283 об.

61. Там же. Л. 284–285, 287 об.
70 Родственник покойного и публикатор его дипломатической корреспонденции А. Мейендорф справедливо отметил, что Е.Е. Стааль не был выдающимся политиком, но карьерным дипломатом высокого уровня. В некрологе, опубликованном 25 февраля 1907 г. в Times, констатировалось: «Карьера привела его на один из самых высоких постов, хотя никогда он не играл решающей роли и не оказывал большого влияния на политику страны. Лишенный сильного агрессивного характера, он был достаточно умен и обладал возможностями, чтобы с честью выполнять деликатные и трудные задачи, которые ему доверяли».

Библиография

1. Афганское разграничение. Переговоры между Россией и Великобританией 1872–1885 гг. Ч. I–II. СПб., 1886.

2. Гессен В.М. О вечном мире // Журнал министерства юстиции. 1899. № 4. С. 108–109.

3. Головин К. Мои воспоминания. Т. II (1881–1894). СПб., 1910.

4. Лисицына Н.Н. Закаспийский край в англо-русских отношениях (1880-е – 1907 гг.): автореф. дис. … канд. ист. наук. М., 2006.

5. Постников А.В. Схватка на «Крыше мира»: политики, разведчики, географы в борьбе за Памир в XIX веке / ред. и пред. академика В.С. Мясникова. М., 2005. С. 5–19.

6. Рыбачёнок И.С. Россия и Первая конференция мира 1899 года в Гааге. М., 2005.

7. Сергеев. Е.Ю. Большая игра. 1856–1907: мифы и реалии российско-британских отношений в Центральной и Восточной Азии. М., 2012.

8. Терентьев М.А. История завоевания Средней Азии: в 3-х т. М., 2018.

9. Хидоятов Г.А. Из истории англо-русских отношений в Средней Азии. Ташкент, 1969.

10. Хопкирк П. Большая игра против России: азиатский синдром. М., 2004.

11. Чичерин Г.В. Россия и азиатские народы // Статьи и речи по вопросам международной политики. М., 1961.

12. Correspondance diplomatique de M. de Staal (1884–1900). Publiee par le baron A. Meyendorff. T. 1–2. Paris, 1929.

13. Rosen R. Forty years of diplomacy. New York, 1922.

14. Soroka M. Britain, Russia and the Road to the First World War. The Fateful Embassy of Count Aleksander Benkendorff (1903–16). Farnham, 2011.

Комментарии

Сообщения не найдены

Написать отзыв
Перевести