Захват в 1830 г. Францией Алжира положил начало новому этапу в истории Северной Африки, затронув все страны региона, и изменил соотношение сил на международной арене между конкурирующими европейскими державами. Но и сама Франция, едва свершившая это историческое завоевание, вступила в следующий период своей истории: с торжеством Июльской революции началась эпоха буржуазно-либерального развития. «Король-гражданин» Луи Филипп проводил осторожную внешнюю политику, направленную на создание мирных, благоприятных условий для развития национальных капиталов и бизнеса. Лозунг нового монарха «порядок внутри, мир вовне» материализовался в заключении союза с другой ведущей державой Европы, Великобританией. Договор «Entente cordiale» («сердечное согласие») призван был урегулировать противоречия между двумя великими державами, нередко сталкивавшимися, в том числе и в вопросах политического и экономического преобладания в Средиземноморье.

Одной из таких острых проблем двусторонних и общеевропейских отношений в 1830–1840-х годах стала ситуация вокруг стран Северной Африки. Французский захват Алжира нарушил региональный баланс, и европейские державы усилили внимание к происходившему там. Французская активность в Северной Африке (а помимо Алжира сферой ее действия стал и Египет при Мухаммеде Али) была среди причин, которые заставили Великобританию убедиться в необходимости контроля над входом в Средиземное море как лучшего средства контроля над Средиземноморским бассейном в целом, а также маршрутами в ее самую значительную колонию Индию. Исходя из этих соображений, все британские политические лидеры придерживались решительной политики, направленной на то, чтобы помешать любому иностранному государству расширить свое влияние в районах, прилегающих к Гибралтарскому проливу¹. В результате возникла необходимость сохранить то, что называлось «статус-кво» в Марокко, Британия защищалась от всего, что могло угрожать ее непосредственным интересам. И в этом отношении султанат Марокко, благодаря своему стратегическому положению у «ворот» Средиземного моря и в непосредственной близости от английского Гибралтара, представлял исключительный интерес для европейских соперников². Хотя экономические интересы Великобритании в Марокко были важны, но приоритет имела политическая составляющая: главной целью внешней политики этой державы в отношении султаната было не допустить установления контроля над этой страной со стороны других правительств. На протяжении 1830–1840-х годов Франция и Великобритания пытались утвердить в Марокко свое влияние, но при этом не нарушать «сердечного согласия». Сочетать две противоречивые цели державам было непросто, несколько раз они находились на грани конфликта из-за Марокко.

Когда в 1827 г. произошел конфликт между Францией и Алжиром и французы обнаружили стремление к захвату Марокко, британская дипломатия решительно протестовала и обещала предпринять все меры, чтобы не допустить такого нарушения баланса влияний в южной части Средиземноморья. После серии протестов они получили от министров французского короля Карла X заверения в том, что никакой постоянной оккупации в стране не будет кроме как с согласия других держав³. После взятия Алжира в Париже произошла революция, что фактически освободило новые власти от выполнения обещаний свергнутой монархии. На некоторое время алжирский вопрос отошел на второй план: в самой Великобритании произошла смена монарха, и Форин Офис не имел четких инструкций, как вести себя с Францией. Поэтому английские дипломатические чиновники, не признавая законности французской оккупации, хранили строжайшее молчание по этому вопросу.

Однако Великобритания дала понять Франции, что она не потерпит новых планов экспансии в Северной Африке за пределами Алжира. В 1836 г. французский флот был направлен к берегам Туниса с целью предотвратить возможную попытку Османской империи восстановить сюзеренитет над этой ее провинцией, как произошло годом ранее в Триполи. Министр иностранных дел Великобритании Г.Д. Пальмерстон немедленно потребовал объяснений от французского правительства. Он заявил, что его правительство не желает выступать против французских захватов в Алжире, но он должен требовать заверений в том, что эта экспансия не будет распространяться за пределы страны⁴. Французский посол в Лондоне, посоветовавшись со своим правительством, дал Великобритании желаемые заверения, подтвердив, что Франция не намерена завоевывать Тунис, Триполи или Марокко. Вопрос о французских гарантиях вновь возник во второй половине 1837 г., когда Франция начала боевые действия на востоке Алжира с целью подавить сопротивление в бейлике Константины. Англичане были встревожены сообщениями о том, что французские власти планируют передать Константину под управление тунисского бея, который, в свою очередь, начнет платить дань Франции. По мнению МИД Великобритании, в таком случае Франция получит возможность для вмешательства во внутренние дела Туниса⁵. Пальмерстон потребовал гарантий, что территории Туниса и Марокко не будут подвергаться французскому военному и политическому вмешательству. Французское правительство с легкостью дало такое обещание. Палата общин Великобритании в феврале 1838 г. специально потребовала отчета правительства относительно французской политики в Северной Африке, и в ответ Пальмерстон сообщил палате и всему миру, что он получил от французов самые решительные заверения в том, что они не будут совершать агрессии ни против Туниса, ни против Марокко⁶. Готовность французов дать эти гарантии может быть отчасти объяснена сотрудничеством двух стран в рамках «сердечного согласия» в урегулировании ряда международных проблем. Однако британские подозрения относительно французских замыслов в Марокко, по-видимому, не исчезли окончательно.

Хотя и Франция, и Великобритания прилагали усилия, чтобы не нарушить гармонии двустороннего союза, но уже к концу 1830-х годов стало очевидно, что в Средиземном море Франция была полна решимости оспорить британское военно-морское превосходство. В 1830 г. король Луи Филипп отметил в письме своему министру иностранных дел, что французское правительство должно попытаться уменьшить превосходство Великобритании в Средиземноморье. В 1839 г. быстрый рост французского военно-морского флота в Средиземном море вызывал тревогу в Великобритании. Пальмерстон предложил правительству Луи Филиппа заключить соглашение об ограничении вооружений в Средиземном море, но Франция отказалась. Тогда правительство Великобритании подало заявку в парламент на выделение дополнительных средств на поддержание военно-морского превосходства.

Подозрения Великобритании по-прежнему вызывала французская активность в Северной Африке. Если в начале 1830-х годов ни сама Франция, ни другие страны не знали, сохранится ли власть французов над Алжиром, то уже через несколько лет стало ясно, что французы не намерены покидать страну⁷. Более того, в 1840 г. Франция объявила об отмене соглашений с лидером национально-освободительного движения эмиром Абд аль-Кадиром, заключенным в 1834 г. и 1837 г., и в соответствии с которыми он получил полный контроль над Оранской областью. Перелом произошел благодаря назначению видного военачальника генерала Т.Р. Бюжо генерал-губернатором Алжира. Он должен был окончательно уничтожить власть Абд аль-Кадира в Алжире и позволить французам установить свою власть вплоть до марокканской границы.

Возобновление военных действий в непосредственной близости от Марокко серьезно угрожало стабильности в султанате. Марокканское население испытывало к Абд аль-Кадиру симпатию и оказывало ему всевозможную поддержку, так как считало его вождем джихада (священной войны) в защиту мусульманской веры против христианских захватчиков. В течение нескольких лет султан Марокко разрешал перевозку военных боеприпасов через свою территорию для использования силами Абд аль-Кадира в его войне за независимость Алжира⁸. В ноябре 1839 г. французское правительство направило султану Марокко Мулаю Абд аль-Рахману настойчивые требования прекратить эту практику, столь явно нарушавшую нейтралитет Марокко, с недвусмысленным намеком на то, что в случае отказа последует война. Вскоре после этого во французских газетах появились весьма воинственные заявления. В связи с этой ситуацией Пальмерстон поручил британскому послу в Париже напомнить французскому правительству о его гарантиях в отношении Марокко и Туниса и указать на нежелательное воздействие, которое французское нападение на Марокко или блокада его побережья окажут на британское общественное мнение. Несколько недель спустя до британского посла в Париже дошли слухи, что военно-морские силы Франции готовятся к выступлению против Марокко. Он направил запрос в МИД страны, но французы отрицали наличие подобных намерений. В разговоре с королем Франции 9 марта 1840 г. посол выразил надежду, что французское правительство не будет ссориться с султаном Марокко из-за помощи, оказанной Абд аль-Кадиру; на это Луи Филипп ответил, что Франция не собирается вторгаться в Марокко. Британская дипломатия использовала все средства, чтобы дать понять Франции, сколь важное значение придает независимости Марокко. В 1845 г. французский министр иностранных дел публично признал, что Марокко является государством, которое долгое время находилось под особой защитой Великобритании⁹.

Действительно, с начала 1830-х годов Великобритания использовала весь арсенал дипломатии для предотвращения любых конфликтов Марокко с европейскими странами. Первая конфликтная ситуация, потребовавшая вмешательства, произошла вслед за захватом Алжира, когда в 1831–1832 гг. между Францией и Марокко возникли разногласия из-за алжирского пограничного города Тлемсен. В историческом и культурном отношениях он тяготел к Марокко, и поэтому, когда французы оккупировали столицу регентства Алжир, но еще не успели установить свое господство на западе страны, некоторые видные жители города и члены влиятельных религиозных братств обратились к султану Марокко Мулаю Абд аль-Рахману с просьбой взять на себя управление этой территорией, чтобы правоверным мусульманам не пришлось оказаться под властью «неверных». Султан санкционировал ввод войск в Тлемсен, но ситуация от этого только осложнилась. Во-первых, не все местное население соглашалось подчиниться соседней стране, во-вторых, Франция решительно потребовала вернуть алжирскую территорию и, следовательно, Марокко могло быть вовлечено в прямой конфликт с этой мощной державой. Известно, что марокканский двор в этой сложной ситуации обратился к британскому дипломатическому агенту и генеральному консулу Э.Д. Хэю в Танжере в поисках поддержки против Франции¹⁰. Хотя англичане изначально были противниками французской оккупации Алжира, но не хотели усложнять ситуацию еще больше, дав Франции повод для вторжения и в Марокко. Хэй приложил все усилия, чтобы пресечь конфликт, грозивший осложнениями в регионе. Он объяснил марокканцам, как эта ситуация воспринимается с европейской точки зрения: когда французы разгромили алжирского дея и захватили его территорию, они приобрели по праву победителя законное право на все его владения. И если Тлемсен во время завоевания считался владением дея, то притязания французов на эту область были, соответственно, неоспоримы¹¹. Лучшим выходом для Марокко – согласие с требованиями Франции вывести войска с алжирской территории и отказаться от притязаний на Тлемсен. Так в дальнейшем и произошло.

В 1836 г. Великобритания расценила как опасные попытки султана Мулая Абд аль-Рахмана возродить в какой-то мере корсарство, древнее и «почтенное» занятие североафриканских стран, почти исчезнувшее с началом XIX в. «Законность» в глазах североафриканских мусульман этому виду разбоя придавало его происхождение: Османская империя времен становления использовала экипажи корсарских кораблей как солдат «священной войны» против христиан в Средиземноморье. «Джихад аль-бахри» (морской джихад) в 1830-х годов ввиду военного преобладания европейских держав в Средиземном море мог иметь весьма скромные размеры, угрожая лишь кораблям небольших государств Европы. Когда в 1836 г. стало известно, что Марокко готовит к отправке в море новый вооруженный крейсер, реакция британского правительства была быстрой и резкой: оно немедленно направило эскадру для блокады Танжера и оказало давление на султана, чтобы тот отказался от этой идеи. Но в 1841 г. марокканским корсарам все-таки удалось захватить испанское судно и последствия сказались немедленно: Испания прислала в Танжер 44-пушечный фрегат. Испанское судно было отпущено, а Великобритания потребовала от султана разоружить корсарский корабль¹².

Частые поводы для конфликтов возникали между Марокко и Испанией в районе Сеуты – испанской крепости-анклава на марокканском берегу пролива, как раз напротив Гибралтара. Местные рифские племена, слабо контролировавшиеся центральной властью, не признавали прав европейцев на эти территории и стычки между ними и гарнизоном анклава время от времени накаляли отношения между странами. В 1837 г. в районе Сеуты произошло убийство испанского переводчика¹³. Хотя испанцы и марокканцы быстро уладили конфликт, власти Великобритании дали приказ своему флоту в Средиземном море следовать в Сеуту и в случае надобности развести враждующие стороны. Прибытие английского флота в Сеуту в Париже восприняли с большим подозрением. МИД Франции немедленно предложил, чтобы к английскому присоединился и французский флот. Но Пальмерстон отверг это предложение о сотрудничестве. Реакция французов иллюстрирует тот факт, что любая попытка со стороны англичан прибегнуть к силовому вмешательству в Марокко, даже с целью умиротворения, вызывала подозрение и ревность со стороны французов. Англичане и французы не доверяли друг другу и подозревали в желании вторжения в султанат.

Все эти примеры свидетельствуют о том, что Великобритания проводила достаточно последовательную политику, направленную на то, чтобы использовать свое влияние для предотвращения вовлечения Марокко в серьезные дипломатические споры или войны с другими европейскими державами. В соответствии с этой политикой в вопросе помощи со стороны Марокко Абд аль-Кадиру, британское правительство пыталось склонить султана к уступкам, чтобы не дать Франции предлога для военных действий против Марокко. В Париже британский посол получил заверения, что ни одно военное судно не будет послано в эту страну, если султан сам не начнет военных действий против французов¹⁴. В соответствии с принципами «сердечного согласия» Великобритания придерживалась нейтралитета в войне, которая шла между Францией и Абд аль-Кадиром. Когда представители эмира попытались установить контакт с британским правительством, эти попытки были вежливо, но решительно отвергнуты Лондоном¹⁵.

Отношения Великобритании и Франции в 1839–1841 гг. осложнялись враждебностью из-за турецко-египетского конфликта, в котором они стояли по разные стороны. Но в 1841 г. в должность министра иностранных дел Великобритании вступил Д.Г. Абердин, считавший, что продолжение англо-французского антагонизма является постоянной угрозой миру в Европе. Поэтому он взял на себя обязательство как можно скорее решить ключевые проблемы, которые угрожали поддержанию мирных отношений с Францией.

Среди них был и вопрос франко-марокканских отношений, по-прежнему находившихся под угрозой из-за помощи, оказываемой султанатом Абд аль-Кадиру. В саму войну Франции против эмира британское правительство по-прежнему не вмешивалось, хотя все еще фактически не признало французский суверенитет в Алжире. Французы со своей стороны вели себя по отношению к Марокко так, чтобы не вызывать опасений Великобритании.

В 1842 г. дипломатия Великобритании постаралась побудить султана Марокко пресечь перевозку оружия через марокканскую границу воинам Абд аль-Кадира. Генеральный консул Хэй провел ряд встреч с султаном и представителями марокканского правительства, во время которых убеждал их в необходимости прекращения участия султаната в помощи эмиру¹⁶. Действительно, в августе 1842 г. стало известно, что султан предпринял некоторые меры, чтобы запретить своим подданным помогать Абд аль-Кадиру. Франция сняла претензии к Марокко, и англо-французские отношения существенно улучшились. Луи Филипп оценил как проявление сотрудничества шаги Абердина в марокканском вопросе, и потепление затронуло и другие сферы двусторонних отношений. Сближение двух держав ознаменовалось визитом королевы Виктории, принца Альберта и Абердина в Париж по приглашению Луи Филиппа в сентябре 1843 г.

Но уже в ноябре того же года события в Северной Африке дали новый повод для тревоги. Под натиском превосходящих сил маршала (с 1843 г.) Бюжо Абд аль-Кадир после четырех лет сопротивления потерпел поражение и отступил на территорию Марокко. Здесь он располагал многочисленными сторонниками, целые племена готовы были встать под его знамена, и эмир надеялся консолидировать всех приверженцев, чтобы возобновить войну с Францией в Алжире. Его воины продолжали нападать на французскую армию, используя территорию Марокко для укрытия. Правительство Франции, естественно, настаивало на том, чтобы султан заставил Абд аль-Кадира отказаться от этой практики. Любой инцидент на мароккано-алжирской границе мог привести к войне с Францией. Мулай Абд аль-Рахман оказался в очень сложной ситуации: исполнение им требований Франции могло вызвать недовольство, восстание и даже утрату трона самим султаном. Абд аль-Кадир пользовался безусловной поддержкой населения страны, а также подавляющего большинства религиозных лидеров, глав и членов влиятельных мусульманских братств Северной Африки. По стране поползли слухи о готовившемся вторжении французов из Алжира, что породило всплеск враждебности мусульманского населения по отношению к европейцам. Подданные всех стран Европы, находившиеся тогда в султанате, оказались в опасности: испанский вице-консул был обстрелян в Лараше, даже британские суда подверглись нападению и после этого власти Марокко предложили консулу Хэю защиту военной охраны¹⁷.

Великобритания расценила создавшуюся ситуацию как потенциально опасную для британских интересов в Северной Африке. Какую бы линию по отношению к Абд аль-Кадиру ни выбрал Мулай Абд аль-Рахман, любая из них была чревата осложнениями: открытая поддержка эмира вела к войне с Францией, отказ от такой поддержки – к утрате султаном авторитета среди марокканцев и последующей дестабилизацией положения в султанате. Падение Мулая Абд аль-Рахмана было явно невыгодным для британских интересов, так как последующая анархия подвергла бы опасности жизни и имущество европейцев, предоставив тем самым любой европейской державе отличный повод для вторжения в султанат. Поэтому британская дипломатия все больше предостерегала окружение султана от любых недружественных действий, затрагивающих европейские правительства, и убеждала своих европейских партнеров в том, что Великобритания не допустит их вмешательства в Марокко.

В апреле 1844 г. французские войска начали возведение крепости на пограничной с Марокко территории, которую марокканцы, из-за отсутствия точно размеченных границ, считали своей. Дивизия султанской армии предприняла неудачную попытку атаковать это укрепление¹⁸. Французское правительство, несмотря на нежелание ссориться с Великобританией, после случившегося вынуждено было действовать. 12 июня султану предъявили ультиматум с требованиями отвести марокканскую армию от границы, наказать вождей племен, участвовавших в нападении на французское укрепление, и выдать эмира Абд аль-Кадира. В подкрепление ультиматума из Франции были направлены дополнительные сухопутные силы в помощь маршалу Бюжо и флота в Танжер под командованием сына короля принца де Жуанвиля. Выбор принца в качестве главнокомандующего французским флотом вызвал сильнейшую тревогу в Лондоне, так как де Жуанвиль был известен как автор труда о военно-морской доктрине Франции, в котором он указывал на Великобританию как главного соперника. Министр иностранных дел Великобритании даже высказал просьбу заменить командующего французскими военно-морскими силами в Танжере. Не согласившись на это, французское правительство старалось, насколько это позволяла ситуация, не провоцировать англичан. Маршалу Бюжо вновь предписали проявлять крайнюю осторожность в любых операциях на приграничной территории. Принц де Жуанвиль получил указания действовать деликатно и избегать всего, что могло бы вызвать международные осложнения¹⁹.

Однако не вызывало сомнений, что военные действия между Францией и Марокко могут начаться в ближайшее время. Поэтому целью британской дипломатии стало добиться от французов таких обязательств, которые могли бы защитить интересы Великобритании в Северной Африке случае начала войны. В ответ на запросы британского МИД министр иностранных дел и король Франции подтвердили прежние обязательства своего правительства в отношении Марокко. Французы заявили о твердой решимости воздерживаться от какой-либо постоянной оккупации марокканской территории, принцу де Жуанвилю было строго запрещено нападать на Танжер.

О степени недоверия и напряженности в отношениях между Великобританией и Францией свидетельствует тот факт, что вслед за французским флотом в Танжерскую гавань были направлены и английские военно-морские силы. По соглашению между командирами обоих эскадр их численность была приблизительно одинаковой. Хотя официально целью их отправки являлась исключительно защита британских граждан и их собственности, его размеры казались излишне большими для этой задачи – в Танжере проживало не более 300 британских граждан²⁰. На самом деле направление Великобританией флота имело целью оказать сдерживающее влияние на операции французов в марокканских водах. Одновременно британская дипломатия стремилась повлиять на министров султана, чтобы те убедили его примириться с Францией. Консулу Хэю было поручено предупредить монарха об опасности политики предоставления убежища Абд аль-Кадиру на марокканской территории. Но султан не внял этим предупреждениям и на ультиматум Франции ответил отказом. В самом султанате царили воинственные настроения, а в Марракеше провозгласили священную войну против христианских захватчиков.

После предъявления ультиматума султану Франция обратилась к британскому МИД с просьбой «использовать свое влияние, чтобы побудить Марокко придерживаться по отношению к французам миролюбивой политики». Идя навстречу последним, Абердин поручил консулу Хэю как можно скорее отправиться ко двору султана и попытаться убедить его исполнить условия французского ультиматума. Консул Хэй выехал в Марракеш, где располагалось правительство султана, для консультаций²¹. Там марокканцы выдвинули встречные заведомо невыполнимые требования – такие, например, как требование наказать французских офицеров, участвовавших в нарушениях марокканской границы во время последнего конфликта²². Так как сам султан находился в это время в другом марокканском городе, Рабате, Хэю пришлось поспешить туда, чтобы настаивать на исполнении ультиматума. Действительно, после некоторого промедления монарх согласился на эти требования с несколькими незначительными исключениями и отказался от встречных требований, выдвинутых его правительством. Но чтобы донести эту радостную новость до французских представителей, ожидавших в Танжере, Хэю, человеку немолодому, нужно было добраться туда в самый разгар летней африканской жары. Трудности этого путешествия истощили здоровье английского консула, и через некоторое время он скончался²³.

Французы, так и не дождавшись вестей от англичан, обстреляли Танжер с моря. В то же время Бюжо с армией в 11 тыс. человек начал наступление на восточной границе. 14 августа 1844 г. он подошел к марокканскому лагерю, располагавшемуся на позиции Джарф-Эль-Ахдар, недалеко от Уджды, на правом берегу реки Вади-Исли, притока Тафны. На стороне Марокко сражалось более 50 тыс. человек, в основном кавалеристов, которых поддерживали добровольцы из племен Бени-Изнассен, Бени-Укиль и Ангад. Французские войска разгромили гораздо более крупные, но плохо организованные, слабо оснащенные и почти необученные марокканские силы под командованием сына султана Мухаммеда. Правительство Франции пожаловало маршалу Бюжо за его победу титул герцога Ислийского.

Одновременно французский флот нанес существенный урон другому марокканскому городу-порту – Могадору. Этот город был важным торговым центром, через который шли товары как из марокканских прибрежных провинций, так и из Центральной Африки, а также главным портом Южного Марокко и служил главным пунктом британской торговли в этой части страны. Атака французского флота погрузила городок в хаос, озлобленные местные жители осадили британское вице-консульство, и его сотрудникам пришлось спасаться бегством²⁴.

Решимость Франции «наказать» Марокко побудила и другие европейские страны, с которыми у султаната накопились разногласия, начать оказывать давление и угрожать применением силы для исполнения собственных требований. Так, Испания возобновила претензии из-за столкновений у Сеуты. Швеция и Норвегия, не желавшие впредь платить дань за «защиту» своих торговых судов от марокканских корсаров, предъявили Марокко соответствующий ультиматум и разорвали дипломатические отношения. В ситуации острого международного кризиса пошатнулось и внутреннее равновесие в султанате. В стране установился хаос и начались мятежи и междоусобицы.

На международном уровне проблема Марокко также вызвала дестабилизацию. Кризис вокруг султаната грозил нарушить «сердечное согласие» между Францией и Великобританией. В британской прессе появились антифранцузские публикации, на бирже в ожидании войны началась паника и падение акций. Министр иностранных дел Абердин потребовал от Франции объяснений по поводу явного нарушения ею своих обещаний. Представленные французами объяснения не удовлетворили британское правительство, и оно официально выразило свое «удивление», «сожаление» и «озабоченность» действиями французов. Кроме того, в связи с военными и морскими операциями в Могадоре Абердин заявил, что «любая оккупация побережья Марокко со стороны Франции будет рассматриваться Великобританией очень серьезно, и может привести к осложнениям большого масштаба»²⁵. На это МИД Франции подтвердил свои обязательства не оккупировать какую-либо часть Марокко. Особые гарантии Франция дала в отношении Могадора, города, важного для британских торговых интересов. Более того, французы заявили, что не намерены продолжать военные действия в султанате.

Британская дипломатия продолжала прилагать усилия по стабилизации внутренней ситуации в Марокко. Властям султаната порекомендовали принять меры для предотвращения инцидентов, которые могли быть использованы в качестве предлога для дальнейшей агрессии со стороны Франции. Кроме того, султана убеждали устранить при помощи уступок каждой из недовольных европейских стран вероятность единого фронта христиан против него. Англичане оказывали влияние и на сами европейские правительства, указывая, что слишком сильное давление с их стороны в этот критический момент может привести к разрушению всей системы установленной власти в Марокко. Британским дипломатам в Мадриде удалось убедить испанского премьер-министра в том, что война с Марокко не отвечает интересам его страны и что спор с этой страной должен быть немедленно улажен²⁶.

После поражения Марокко в войне с Францией последняя пыталась использовать свою победу для предъявления новых требований султанату. Так, встал вопрос о компенсации от побежденной стороны. Великобритания, всецело вовлеченная в процесс переговоров о заключении мира, предприняла попытку отговорить французов от этой идеи. И ей это удалось – Франция решила удовлетвориться тем, что султан выполнит первоначальные условия ультиматума от 12 июня. Марокканцы в соответствии с советами Великобритании приняли французские предложения, и заключение договора состоялось. Несомненно, на уступчивость Франции повлияла настойчивость англичан: позиция, занятая «ревнивой» Великобританией, была одной из главных причин отказа французского правительства дать маршалу Бюжо разрешение на полное подчинение Марокко.

После заключения Францией и Марокко мирного договора от 10 сентября 1844 г. наиболее опасная фаза кризиса была пройдена. Но источником потенциальной опасности для будущего султаната оставалась нечеткая линия границы между Марокко и Алжиром. Она никогда не размечалась точно, потому что эта пустынная местность служила домом как для алжирских, так и марокканских кочевых племен, не знавших границ и почти не признававших власти каких-либо правительств. Но по мере того как Франция начала быстро распространять свою власть на юг Алжира, этот вопрос вставал все более остро. В соответствии с новым договором французы приступили к делимитации алжиро-марокканской границы весной 1845 г. В переговорах сторон важную функцию исполнял новый британский консул – сын почившего Э.Д. Хэя, Хэй-младший²⁷. Его роль заключалась в призывах двух сторон занять примирительную позицию и быть готовыми к компромиссам. Переговоры окончательно завершились в июне 1845 г.

Главной и по-прежнему не решенной проблемой отношений Марокко и Франции оставалась проблема Абд аль-Кадира. Эмир все это время находился на территории восточного Марокко, используя ее как оперативную базу. В 1845 г. ему удалось поднять восстание против французского господства в Марокко, подавление которого стоило оккупационным властям немалого труда. Маршал Бюжо еще раз убедился, что пока Абд аль-Кадир может укрываться в Марокко, он будет постоянно угрожать французским позициям в Алжире. Бюжо считал, что покончить с эмиром можно лишь успешным ударом по его базе в Марокко. Договор 1844 г. предусматривал возможность такого удара. Но правительство Франции долгое время не давало разрешения маршалу, полагая, что военные действия произведут негативное впечатление в Европе. Очевидно, именно возражения англичан против французского вторжения в Марокко удерживали французов от решения этой задачи.

Британская дипломатия со своей стороны продолжала убеждать султана в необходимости исполнить договор, окончательно прекратить помощь эмиру и запретить ему использовать территорию Марокко в качестве базы операций против французов в Алжире. На принятие решения Мулаем Абд аль-Рахманом помимо соображений международной политики оказали влияние и внутренние факторы: его авторитет после поражения при Исли пошатнулся, а популярность эмира Абд аль-Кадира как героя джихада в Марокко только росла. Опасаясь свержения, султан к середине 1846 г. решил проявить активность. В начале 1847 г. он начал боевые операции, которые в сочетании с действиями французов в то же время, в конечном итоге привели к поражению эмира и его капитуляции перед французскими войсками.

Таким образом, к 1847 г. Франции и Великобритании в целом удалось установить границы интересов в Северной Африке. Благодаря сдерживающему фактору «сердечного согласия» две державы в течение более чем 15 лет балансировали на грани конфликта, но желание сохранить мир в Европе перевешивало хищнические инстинкты. Разграничение сфер влияния в Северной Африке продолжалось, но державы вырабатывали механизмы взаимных договоренностей и уступок, позволявших делить потенциальную добычу, не нарушая мира в Европе. При этом страны Северной Африки постепенно превращались в объекты международной политики, теряя независимость и попадая под влияние имперских центров Европы. И Марокко, и соседний Тунис вынуждены были идти в фарватере европейской политики задолго до их перехода под власть европейских держав.